— Так, — маманя сердито уперла руки в боки, — А ну, хватит про
Серого этого. Уж третий день ты с бабой Нюрой да девками твоими про
него судачите. Тошно слушать! Игорёк же сказал, что его к тебе не
подпустит, значить не подпустит!
Вот как значит, дело обстоит. Значит, уже погонял я женишка-то.
Видимо, Серый к Свете приставал. От зараза какая. Ну и получил
отворот-поворот. Но по его морде видно, что Пашка Серый — упорный
как баран. Видать, на этой основе у нас и вышла ссора. Надо бы
поговорить об этом со Светой подробней. Но без родительских ушей,
раз уж им надоели такие разговоры.
Однако, было мне приятно, что с сестрой все хорошо, и защитить я
от ее Серого смог. Стоило ли подозревать Серого в том, что именно
он убьет Свету в будущем? Я не знаю. В прошлый раз не было никакого
Серого. А Свету все равно убили. Ну ничего. Я буду с Пашкой ухо
востро держать.
— Игорь! — Вырвал меня из раздумий Светин голос, — ты что хмурый
такой стал?
— Хмурый? — Немедленно улыбнулся я, — никакой я не хмурый. А
наоборот, даже очень веселый.
— Это ж что тебя развеселило-то? — Мамая принялась разливать по
чашкам борщ.
— Да вот, борщ твой развеселил, — я помешал наваристый борщ
ложкой, — весь день голодный в гараже торчал. Аж живот к хребту
присох. А тут такая красота!
— Не торопись, погоди отца, — улыбнулась мама.
Вдруг заскрипели деревянные порожки. Я поднял от тарелки глаза.
Это отец спустился во двор. Высокий, такой же как я, он все еще был
довольно статным для своего возраста. Только животик, натянувший
белую майку, говорил о его поздней зрелости, да лицо: обветренное и
грубокожее.
Отец вошел под свет. Присел за квадратным столом. Поигрывая
алюминиевой ложкой, глянул в большую чашку с синей каймой. В ней
приятным духом исходил свежий борщ. Из юшки аппетитно выглядывало
вареное куриное бедро.
— Анка, — сердито сказал отец, — это что тебе, борщ, что ли?
Я ухмыльнулся, видя его игру. Несмотря на то, что папаня строго
искривил губы и даже нахмурил пушистые брови, глазами он все равно
продолжал игриво улыбнуться матушке. Этот смешок сохранялся всегда:
и в горе и в радости. Исчез он только в тот год, когда Света
рассталась с жизнью, а папкины голубые глаза от этого
потускнели.
— Чего тебе еще не так, Сеня? — Удивилась мама, — чего не
хватает-то?
Света же, по-детски испуганно посмотрела на отца, не разобрав
его игры. Когда перевела округлившиеся глаза на меня, я
успокаивающе ей подмигнул. С улыбкой кивнул на батю. Испуг сестры
сменился кратким удивлением.