Из диспетчерской я вышел под рокот мужиков.
— Ты что это? — Встретил меня на входе Стенька Ильин, — на
медсестричку глаз положил? Вон как долго ворковали.
— Любопытной Варваре, Степан, — ответил я шутливо, — на базаре
нос оторвали.
Вокруг грянул мужицкий смех. Стенька снял кепку. Почесал светлую
вихрастую голову. Я же направился к своему пятьдесят второму
газону.
Механизированный ток станицы Красной находился на широкой
подготовленной площадке, обнесенной бетонным ограждением. Были тут
небольшая конторка, где сидел завтоком, да механик с электриком,
весовая, сам ток и два длинных, как гигантские черви амбара.
Огромные весы, чтобы мерить гружёные машины, покоились прямо в
земле, под шиферным навесом. Не поодаль протянулись зерновые
амбары, в которых, до того как переправить на Армавирский элеватор,
урожай хранили насыпью.
Один амбар был новый. Его белый, каркас, построенный будто бы из
перевернутых кверху хоккейных клюшек, отражал яркое солнце.
Когда я посмотрел на второй, старый амбар, то поморщился. Его
видавшая виды шиферная крыша серела вдали. Работать внутри него на
самосвале было сплошным мученьем.
От воспоминания, у меня даже мышцы в руках будто бы засвербили.
Словно бы в мышечной памяти проснулись воспоминания об узких
пространствах и тяжелом руле. А петлять внутри старого амбара на
низкой скорости приходилось постоянно.
Несмотря на ранний час, работа кипела тут полным ходом:
колхозники, вооружившись вениками и лопатами, группками шли к
амбарам, на чистку прошлогодних сорных остатков; электрик копошился
у деревянного, стоящего, словно ведьмин домик на железных ногах,
мехтока.
На мехток я приехал одним из первых. Бак у меня был полный еще
со вчерашнего дня, и толкаться на заправке не пришлось.
На широкой площадке стояли и чего-то ждали еще два газона. Их
шоферы, молодые, как я, парни, о чем-то судачили у заднего колеса
одной из машин.
Я подъехал, стал рядом. Выбравшись из машины, поздоровался с
мужиками.
— А чего стоите-то?
— Так мы первый раз, — сказал чернявый, похожий на казака
высокий парень с по-мальчишески пушистыми усами, — ждем, пока
скажуть, куда нам ехать-то.
Вторым же шофером был тот самый Микитка, что копошился в
двигателе Пашки Серого. Его наивное, какое-то ребяческое лицо
приобрело боязливое выражение. Хоть он и поздоровался со мной за
руку, но словом отвечать не спешил. Будто бы боялся.