Еле успеваю принять удар его сабли на
гранатомёт – в бедолаге что-то жалобно хрустнуло, но удар он
выдержал. Мой противник теряет равновесие и, не удержавшись на
ногах, падает на дно окопа. Не до сантиментов – бью его в голову
гранатомётом, словно дубинкой. Хрустнуло на этот раз не только в
гранатомёте, но и в черепушке юного поручика.
Эх, не дослужится он до капитана, не
судьба…
В револьвере ещё есть патроны.
Оглядываюсь по сторонам в поисках подходящей цели.
Вокруг кипит дикая свалка. Выстрелы,
удары прикладами, штыками, крики ярости. Мешаются наши «Ура» и
японские «Уй-а», стоны и крики боли и ярости, лязг металла. Стреляю
под очередной обрез жёлтого околыша. Кровь и мозги брызгами летят
во все стороны. Бой уже давно разбился на череду отдельных
схваток.
Вот кто-то из моих, кажется, Измайлов
сжимает руки на шее своего противника. У того закатываются глаза,
вываливается набок язык, синеет лицо. Измайлов бьёт его головой в
зубы, и враг оседает с залитым кровью лицом бесчувственным кулём на
дно окопа.
Здоровяк Мельников, ещё недавно
праздновавший труса и пристыженный собственными товарищами, в этот
раз ведёт себя молодцом – схватил двух мелких японцев за шкирки и
стучит их головам друг о друга, словно бильярдными шарами, оба уже
не в себе, если вообще живы, болтаются в его руках, словно
тряпичные куклы. Куда тому Котовскому из старого советского
кино…
А вот его товарищу – Фёдору, кажется, не
повезло – сразу трое японцев одновременно насаживают его на штыки и
поднимают извивающееся и кричащее от смертельной боли тело вверх,
словно на вилах, а затем сбрасывают под ноги на землю.
Вскидываю наган и всаживаю в них остатки
пуль из барабана. Двое падают замертво, третий успевает уклониться
и бросается на меня, выставив перед собой красный от крови Фёдора
штык. Успеваю уклониться в сторону, пропустив противника мимо себя,
и бью наотмашь рукояткой револьвера врагу в висок. Противных хруст
треснувших костей.
Японец заваливается на бок и сучит
ногами в агонии. Жизнь быстро покидает его тело. Ни мы, ни японцы
не жалеем себя и бьёмся с предельным ожесточением пока… пока смерть
не разлучит врагов.
Мельников сбивает прикладом на дно окопа
очередного своего противника. Тот падает, но уже снизу бьёт
Мельникова штыком в живот.
- Ах ты ж гнида ползучая! – Кричит
осатаневший от боли боец и молотит ранившего его японца прикладом
по голове. И только после этого оседает сам на дно окопа, держась
обеими руками за живот.