- Слушаюсь!
Глядя вслед бегущему вслед за Соней
Гиляровскому, успеваю подумать, что хотя бы этих двоих я спас от
верной смерти.
Теперь, к бою!
Враг уже в пределах досягаемости
ружейного и пулеметного огня. Продолжает наступление стройными
рядами под развернутыми знаменами без единого выстрела под
бравурную музыку.
- Как на параде идут, рисоеды, - Фрейзен
прищурившись, всматривается в наступающих японцев. - Что делать
будем, господин ротмистр?
- Воевать, поручик.
И уже громко, для всех:
- Огонь! Беглый!
Сухая винтовочная трескотня мне
ответом.
Бьют пулеметы. Падают убитые, но враг
продолжает идти, перестраивая и смыкая цепи на месте погибших.
Жуткое зрелище. Ещё и оркестр с музыкой.
Что ж, самурай мёртв, даже если еще пока жив. Только он не
догадывается об этом. Пока…
Приникаю к прицелу и как в тире
расстреливаю всю обойму. Приближающиеся фигурки падают. Некоторые
встают и снова идут.
Перезаряжаю винтовку. Фрейзен смотрит на
меня безумными глазами.
- Они, что совсем смерти не боятся?
- Это особая философия, тёзка. Только
сейчас она же и работает против них.
- Простите, но как?
- А вот так. На мишени, а одно
загляденье. Выбирай любую…
Японцы все ближе. Вместе с бравурными
звуками теперь долетают сквозь треск пальбы и слова песни, которой
самураи бодро себя подгоняют в свою атаку.
«Митти ва роппяку хатидзи: ри
Нагато но ура о фунадэ ситэ
Хая футтосэ о фурусато но
Яма о харука ни
нагамурабэ!..»[1]
- Хорошо поют, - усмехается Фрейзен.
После моих слов к нему вернулось
душевное равновесие.
Японцы падают под нашими пулями, но
продолжают идти вперед.
Слева замолкает пулемет. Либо
перегрелся, либо кончились патроны у Жалдырина.
Пулемет Буденного справа выдает короткие
по несколько патронов очереди. У всех боеприпасы на исходе.
А японцы, хоть и изрядно поредевшие, еще
не сделали ни одного выстрела. И по-прежнему, сохраняют численное
преимущество.
Неожиданно один из рядовых, прибывших за
мной с Фрейзеном, отбрасывает винтовку в сторону и с диким
испуганным воем выскакивает из окопа и бежит в тыл.
Фрейзен со злостью смотрит на
удаляющуюся фигуру.
- Вот каналья…
- Бросьте, поручик, не судите строго,
тут любой струхнет до мокрых штанов, - остужаю порыв его злобы
я.
- И вы? – недоверчиво округляет глаза
он.
- И я. Что я не человек что ли?
- Даже не знаю, что вам и сказать…