Во-первых, не в моём вкусе в плане внешности. Во-вторых, ещё
несовершеннолетняя.
Но Дашку это мало останавливает. Всё твердит, что через год это
не будет иметь значения, и вообще жена должна быть младше мужа. А
сама при этом обнимает несколько дольше положенного и духами
пользуется такими, что я не против этих объятий.
Наверняка, с феромонами. Но чёрт бы с ними, главное, чтобы с
поцелуями не лезла.
– Выучила, но… – она вышла в коридор в одной майке. Та лишь на
пару размеров больше, чем обтягивающая и едва-едва прикрывает линию
ниже бёдер. – …может уже сделаем «это»?
– Дарья… мать твою… Сергеевна! – то ли бормочу, то ли
возмущаюсь, прикрывая глаза. – Оденься, блин! Ты что хочешь, чтобы
меня посадили?
– Но Саша! – тут же возмутилась она, сделав обиженное лицо. – Я
же даже ноги побрила. Зацени, какие гладкие. И если по согласию, то
можно. А я тебе хоть расписку напишу, если надо!
– Никаких «но Саша», – возмутился я, пытаясь забыть все детали,
что только что разглядел. – Я – Александр Сергеевич! И убери уже
эти ноги и всё прочее… брысь!
Хе, расписка. Это что-то новое.
Она, главное, обратно в комнату шмыгнула. А я стою как идиот в
одной туфле. Откуда только взялась эта привычка ходить на занятия в
строгом костюме-тройке? Даже в институт одеваюсь проще: в худи и
джинсы. А тут едва пиджак не напялил.
С другой стороны, здесь же святое – репетиторство! Здесь
ученики. И дистанция. И я-то об этом знаю. Научен. Но есть такая
вот со всех сторон простая Даша и у неё своё мнение на этот
счёт.
Какая, казалась бы, дистанция, когда она ко мне в одной майке
белой полезла? Слава богу, не мокрой! И так душно стало.
Нельзя вот так набрасываться на половозрелого самца с порога. Но
если Цой пел всего лишь о прогулке с восьмиклассницей, то как мне
устоять перед представительницей одиннадцатого класса наедине?
Втемяшила себе что-то в голову и красится каждый раз как на
праздник, когда прихожу. Всегда при параде, как конфетка в красивой
обвёртке.
А я не железный!
– Стих, быстро! – прикрикиваю я в комнату, разуваясь и приходя в
себя.
Она злится, психует, но начинает монотонно читать. По сути,
бубнит едва слышно.
– С выражением! – добавляю туда же.
Пусть лучше злится. Пусть останусь без чая в этот вечер, но и
проблем не будет, когда её мама придёт. Дражайшая Любовь Валерьевна
шуток не понимает. И этот человек мне всё-таки деньги не за
разглядывание её дочери платит, а за знания, которые в ее голову
привнесу.