Однако с помощью Божьей, а также Аглаиной, дело пошло. И вот,
отбросив на пол и платье, и нижнюю рубашку, он на секунду застыл,
пораженный красотой ее статного холеного тела в лунном свете, а
обнаженная и явно довольная произведенным эффектом Аглая застыла и
чуть откинула назад голову, дескать: «Ну, что, хороша же я,
верно?». Что ж, она в самом деле была хороша. Даже Внутренний
Дворецкий восхищенно крякнул. Нет, некоторые любят, конечно,
субтильных дам, на которых дунь – она улетит, но Герман был не из
таких. Он во всем любил пышную роскошь, а здесь ее хватало. Дело
оставалось за малым, перейти, собственно, к штурму главной
цитадели, и пальцы Германа уже потянулись у ее парадным воротам, в
то время как Аглая дрожащими от нетерпения пальцами принялась
освобождать от одежды уже его.
– Всем оставаться на своих местах! – гаркнул вдруг голос,
звучавший словно из глубин ада: громкий, яростный, жесткий. –
Корпус жандармов! Одна попытка пошевелиться, и всем конец. Имею на
позиции темпоратор и применю его при первом же звуке.
– Что такое? – задушенно прошептала Аглая, прикрываясь только
что снятой рубашкой. От ужаса она стала, казалось еще белее, и
походила уже на призрак.
– Ти… тихо… – прошептал в ответ Герман.
– Ну, и встрял же ты, батюшка! – произнес Внутренний Дворецкий.
Перед глазами тут же предстал ряд неприятных картин: обыск, допрос,
люди в синих мундирах расспрашивают полуголую перепуганную Аглаю.
«На каком основании здесь находится этот молодой человек?». Затем
приезжает срочно вызванный из Кашина муж… В общем, грядущая ночь,
кажется, будет, куда менее приятной, чем ожидалось. Однако, к чему
здесь жандармы? Не иначе, там за стенкой и впрямь сходка
каких-нибудь нигилистов. Господи, что бы им было не устроить свое
сборище в другом месте!
Внизу хлопнула дверь и послышались чьи-то торопливые шаги. Затем
грянул револьверный выстрел, а вслед за ним другой. В ответ им из
кустов загрохотали новые, погромче, видать, ружейные. Одна пуля с
оглушительным звоном разнесла стекло спальни, Аглая взвизгнула,
соскочила с кровати, и совершенно голая забилась в угол, не
заботясь уже о приличиях. Герман тоже машинально пригнулся.
– Вы не поняли?! – проревел голос. – Или думаете, шучу?!
Викентий, залп!
То, что произошло в следующую секунду, впоследствии не раз
снилось Герману в кошмарных снах. Лицо Аглаи вдруг сморщилось,
посерело, словно она мгновенно постарела лет на пятьдесят. Тело ее,
и без того съежившееся в углу, стало вдруг еще меньше и в какие-то
несколько секунд превратилось в скрюченную серую мумию с черными
провалами на месте глаз и обнажившимися словно в оскале зубами.