— Отец не даст — в художку, — вздохнул Борька, прикладывая
тетрадь к альбомному листу, чтобы определить размер. – Я сколько
ему говорил… Эх.
— Ничего. На следующий год еще как даст.
Борька не поверил, отвернулся и продолжил рисовать.
— Уроки выучили? – крикнула мать из кухни.
— Да, — ответили мы в три голоса.
Помня об обещании сдать экзамены на пять, я засел читать
геометрию. То, что в детстве казалось непонятным и адски трудным,
сейчас шло просто как сказка.
Еще предстоял диктант по русскому, но писал я без ошибок. Мне
самому стало интересно, как отреагируют родители, если я начну
приносить полный дневник пятерок.
— Ма, а где дедовы ремни? — спросил я, — Хочу себе такой.
— В сарае, — ответила она.
Сарай был на даче. Там хранились ржавые инструменты, лопаты,
цапки и хлам. Наверняка и карабин найдется. Невооруженным в школу
ходить опасно. Значит, просыпаюсь чуть свет, бегу на дачу – туда
километра полтора – снаряжаюсь, и назад.
В семь началась «Санта-Барбара», и семейство засело за телек. В
десять я предупредил всех, что начинаю бегать по утрам, потому
встану рано, и завалился спать.
Будильник задребезжал возле самого уха, затанцевал на железных
ножках, пополз от вибрации. Я стукнул его по кнопке, и он смолк.
Заворочался Борька, застонал, но глаз не разлепил.
Наташка, спавшая на кухне, ничего не услышала. Я на цыпочках
прокрался в ванную, умылся. Натянул спортивки, свои видавшие виды
кеды и сбежал по лестнице в утреннюю туманную прохладу. Не
удержался, остановился у порога, жадно втянул воздух, насыщенный
ароматами цветов и свежей зелени и улыбнулся новому дню. Мир.
Никакой войны. Птицы в лесу заливаются, жабы на речке орут.
Красота. Понаклонявшись и повращав руками, я побежал и вскоре
ощутил, что кеды – это тебе не кроссовки с амортизирующей подошвой.
Шлепают, словно дорогу перебегает какое-то ластоногое. Но ничего,
зато коленки не болят и спина, как у молодого. Ха! Я и есть – живой
и молодой!
Наш поселок длиной был километра три-четыре, он делился на две
части руслом речки, даже скорее ручейка. На нашей стороне,
западной, у подножия горы, был только один многоквартирный дом,
наш, и частный сектор с обеих сторон дороги.
Преодолев метров семьсот, я свернул на асфальтовую дорогу,
ведущую к дачам, над которой деревья смыкали кроны, словно в
дружеском рукопожатии.