Сегодня визит к Лялиным отменяется: я устал, продрог и пропах
рыбой. Да и не факт, что отец уже у нас дома.
— Леонид Эдуардович может помочь с обменом рублей на баксы? –
спросил я, вспомнил, что просьба не по адресу, и поправил себя: — Я
сам с ним поговорю.
Простившись со мной, Илья вышел вместе с большей частью народа,
я поехал дальше и только перед домом вспомнил, что я же мелкий, мне
нужно отпрашиваться у родителей, а я ушел в самололку. Выругался.
Ничего, поорут-поорут и успокоятся. Про деньги ничего не скажу –
отберут и отложат на покупку телевизора, и они в августе сгорят.
Или мать еду купит и отцу скормит, который все добытое несет
любовнице.
Я вошел п подъезд, поднялся на второй этаж, сунул ключ в
замочную скважину, открыл дверь и переступил порог и замер,
приготовившись отбиваться. Ща начнется.
Борька с Наташей вытянули шеи, высунулись из детской. Отворилась
дверь, и из кухни вышел отец. Я разглядел силуэт матери на заднем
плане.
— Явился? – спросил он. – И где ты шарахался все это время?
Я поставил пакет с рыбой на пол. Определил сумку на тумбу возле
зеркала, вскинул голову, посмотрел отцу в глаза и ответил:
— Сперва я получил пятерки по всем предметам. Потом мы с Ильей
потренировались, и он позвал меня на ставриду. Вон она, в пакете.
Мы с ним сделали уроки и поехали на мол в город. Я понимаю, что
должен был предупредить маму, но если бы поехал домой, то ничего не
успел бы. Осознаю свою вину, готов все выходные с утра до ночи
отработать на даче.
Отец прищурился, его глаза налились кровью.
— Ты мне тут условия не ставь! Я из тебя дурь живо выбью!
— Я обговариваю оптимальное выгодное всем решение. Что изменят
побои? Почему ты считаешь, что…
— Ах ты ж!
Он ринулся ко мне, замахнулся. Я выставил блок, схватил его за
руку, вывернул ее и повалил родителя подсечкой. Отпрыгнул к двери
и, выставляя перед собой табурет, прорычал:
— Больше ты меня не ударишь. Ни меня, ни Борьку с Наташей. Нас
не за что бить. Мы у тебя – нормальные.
— Ах ты сучонок неблагодарный, да я всю дурь из тебя…
— Анжелочку ты тоже бьешь? – прошипел я. – Или только нас можно,
потому что мешаем тебе жить счастливо?
Отец так охренел, что замер на четвереньках, а я выскользнул за
дверь, прихватив сумку, и рванул в ночь. Отбежал немного и засел в
кустах сирени, откуда просматривалось окно нашей кухни. Я ведь не
просто отца уронил, я его авторитет уронил. Что сейчас там
происходит?