- Опять дрыхнешь? – в блаженство моё
ворвался насмешливый мужской голос, и я поняла, что от удовольствия
закрыла глаза.
- Я не сплю. И сейчас у крыльца я
тоже не спала.
- А по мне, спала, - пожал Пётр
плечами. – Как все дети – жопкой кверху.
По моим щекам и шее растекся жар и,
наверняка, самая красная краска. Конечно, он всё видел со своего
балкона. Еще и поближе подойти не потрудился.
- Я медитировала в позе ребенка, -
стояла я на своём. – Если бы вы, Пётр, из солидарности занимались
со мной моими делами, как я вашими, то знали бы, что это такое.
- Ну, не, - поморщился мужчина. – Я
так только бухой согнуться смогу, и то, если с крыльца упаду или с
балкона. И, к слову о твоих делах – рассказывай, за что тебя
папенька в ссылку отправил? Где нагрешила? В чем виновна?
Рассказывай. Время позднее, спешить нам никуда не надо. Слушаю.
Пока я собирала мысли в кучу и
прожевывала огурец из салата, Пётр налил в наши стаканы молоко.
- Если коротко, то папа хочет, чтобы
я была самостоятельная, но при этом он не хочет давать мне
самостоятельности.
- А если не коротко? Потому сейчас я
ни хрена не понял.
- В общем, - выдохнула я шумно и
прочистила горло, приготовившись говорить. – Я с детства люблю
рисовать. Очень. Училась в художественной школе, но, правда,
недолго. Папа решил, что это пустая трата моего времени и его
денег. Так вот, рисовать я любила и люблю, и занимаюсь этим до сих
пор: пишу картины и продаю их за достаточно приличные деньги. Но
папа не считает моё дело чем-то серьёзным и достойным на
существование. Для него это всё пустое и бесполезное. Ничего
полезного я же не делаю, - поджала я разочаровано губы и опустила
взгляд, так как Пётр уж очень внимательно смотрел на меня и слушал.
– Папа хочет, чтобы я нашла себе нормальную работу. Чтобы, как все,
каждое утро надевала костюм и туфли, и шла на работу, а не сидела
дома на полу на шпагате перед картинами.
- На шпагате? – поморщился Пётр. –
Стесняюсь спросить, ты из тех ебанутых, которые рисуют свои
картины, прикладывая задницу к холсту? Или ты другое место к нему
прикладываешь, в шпагате-то?
- Я пишу кистью и карандашами. В мире
современного искусства я старовер. А для папы я бесполезное
создание. Он хочет, чтобы я узнала настоящую взрослую жизнь, но при
этом даже просто в магазин за продуктами меня одну не отпускает. Со
мной идёт или мама, или кто-то из его охраны. А работать я должна
непременно в его фирме, у него перед носом. Я даже в универе учусь
в том, который выбрал для меня, папа, а не там, где я сама бы
хотела.