Отряды Рексомана, тем временем, стали
для гандарийцев настоящей головной болью. Я военные советы больше
не посещал, не до того было, но слухи до нас, конечно, доходили.
Рексоман вместе с остальными командирами комариными укусами не
ограничивался. Временами они атаковали довольно крупные силы
противника, прощупывая его оборону и передавая сведения воеводе.
Целью было, с одной стороны, выбрать направление главного удара, а
с другой — запутать противника, чтобы он понятия не имел, где этот
удар произойдёт.
Кроме этого, был постепенно
перехвачен контроль над основными дорогами, ведущими к Смоленску, в
том смысле, что большинство гандарийцев после обнуления уже не
попадали назад в свои части — их отлавливали по дороге и обнуляли
снова. Всё это в совокупности несколько изменило баланс сил, теперь
у гандарийцев уже не было многократного превосходства. Ну и, как мы
все надеялись, нам удалось поумерить их пыл и сбить настроение
гандарийским солдатам.
А ещё с теплом вспоминался третий
день нашей партизанщины, когда после удачного рейда мы вернулись на
базу, а там меня ждал сюрприз. Точнее, в расположении нашего отряда
меня ждала Ирис. Она сидела скромно на поваленной сосенке, на
коленях держала большую санитарную сумку. Увидев меня, она
вскочила, смущённо улыбаясь, достала из сумки увесистый
свёрток.
— Здравствуйте, Саша! — затараторила
она. — А мне сказали, кто-то из командиров меня искал, я подумала,
может быть, это вы!...
— Я только что из рейда вернулся, — у
меня возникло странное чувство дежавю, где-то я уже эту сцену
видел. — Так что, к сожалению, это был кто-то другой.
— А я решила, что у вас плечо всё ещё
болит, и вот мази принесла!
Мне вдруг стало неловко, тем более,
что рядом стояли мои ребята, с улыбками наблюдающие эту сцену.
— Может, отойдём немного, присядем? —
я вопросительно взглянул на Ирис.
— Конечно! — заволновалась она. — И
кольчужку снимите, я вам плечо обработаю!
Многозначительные взгляды бойцов были
настолько выразительны, что щёки у меня запылали. Мы отошли с Ирис
в сторонку, она усадила меня на пенёк, помогла снять кольчугу и
рубаху.
— У вас почти и не видно уже ничего!
— обрадовалась она. — Болит, когда дерётесь?
— Почти не болит, — признался я,
чувствуя, как приятно видеть её заботливое лицо с милой чёлкой
столь близко, и как учащается пульс.