Едва ли удивительно, в таком случае, что в день бала в Чертоге, Ивлин с самого утра была сама не своя. Когда Кая пришла, чтобы разбудить её, оказалось, что княжна уже проснулась, и сидела в одной ночной рубашке у распахнутого окна. Деревянная рама покрылась инеем, и ледяные перья украсили стекла.
– Ах, милая моя, – всплеснула руками Кая, – будет тебе шалить! Ты же вся продрогла!
– Отстань, Кая, – отмахнулась Ивлин, которую раздражало, когда над нею тряслись, как над ребёнком. – Это – мой собственный лед. От него я не простыну.
– Богиня милосердная, да у тебя руки, как ледышки!
– Как ледышки? Вот уж нет. Они же горят, погляди.
Ивлин взмахнула руками, и на её ладонях вспыхнули огоньки оранжевого пламени. Кая уже давно перестала бояться фокусов госпожи. За годы она успела привыкнуть к ним.
– Ну что за ребячество, – укорила она. – Идём, я приготовлю тебе ванну. И где это ты выучилась наколдовывать иней?
Ни Ивлин, ни Кая никогда не видели настоящего снега, а лишь слышали о нём из путаных рассказов, приходившим из далекого Верхнего мира. Да ещё придворный фокусник однажды наколдовал в тронном зале вьюгу, но его снег был сухим и жестким, как бумага, и не таким уж холодным. Иней Ивлин, насколько могла судить Кая, был вполне убедительным.
– Я видела его во сне, – объяснила княжна. – Мне снился замок, сделанный изо льда. И ещё… владыка Арид. Он был куда блистательнее, чем рассказывают. Ах, скорее бы я смогла его увидеть!
Служанка покачала головой. Блистательнее! И слово-то нашла! Ивлин всегда была романтичной – слишком уж романтичной. Она наизусть знала все сказки и баллады, которые привозили в замок бродячие менестрели, и верила глупым хвалебным песням о прекрасном и могучем Ариде, правителе-воине, вот уже три сотни лет сидевшем на троне. И теперь, когда ей предстояло наконец-то увидеть его собственными глазами, княжна была вне себя от восторга.
– Мне не нравится белое платье, – взмолилась Ивлин в десятитысячный раз за завтраком с отцом и матерью. – Я в нём как призрак. Мам, ну позволь мне надеть голубое. Или розовое. Или вообще любое другое, только не этот мешок.
Белое платье и впрямь не слишком-то шло ей, однако это был традиционный цвет для девушек впервые едущих на бал, а княгиня отличалась редкой консервативностью, и переубедить её даже дочери было не под силу.