Точнее, выступать он уже закончил, потому что толпа разразилась
криками поддержки.
— А я вам говорю, никаких убийств на моей территории! — звонко
чеканит обозлëнная Фати. — Вот выздоровеет — делайте тогда с ним,
что хотите!
— Защищаешь порченного? — верещит мужик. — Может, ты и сама
уже…
— А ты проверь, — язвительно хихикает девушка. — Только за
достояние своë потом не обессудь. Если оно у тебя ещё осталось.
Широким, насколько это возможно в моëм состоянии, шагом подхожу
поближе и расталкиваю толпу. Увидев меня, Фати радостно
улыбается.

— Что это вы тут делаете? — интересуюсь напористо, обводя
взглядом собравшихся. — Улики уничтожаете?
— Там порченный! — ябедничает мужик, тыкая пальцем в сторону
лазарета. — А эта ведьма…
— Эфирное заражение у Эмы отсутствует, — прерывает его Фати. —
Для нас он совершенно не опасен.
— А ещё он может рассказать Иерарху кое-что неудобное про твоего
господина, — поддакиваю я. — Поэтому его надо поскорее прикончить,
правда?
Мужик морщится, как от зубной боли. Но ни соглашаться, ни
отрицать не торопится. Наверное, потому что к нашей тëплой компании
подходит Олгаф. Ну и Орлина, конечно. Только против обыкновения
женщина тиха и задумчива. Будто пытается что-то осмыслить.
— Мальчик прав, — кивает старейшина в мою сторону. — Сначала
пострадавшего необходимо допросить, а уж потом решать, что с ним
делать.
Олгаф бросает острый взгляд на поджавшего хвост сына, но тот
ничего не произносит.
— Между тем, — продолжает юный старейшина, — я кое-что понял.
Принять решение, дабы разобраться в вашей склоке, нужно немедленно.
Сначала ты, Ангвар.
Заместитель Иерарха резко вскидывает голову, чтобы хоть
наказание принять достойно. Но нервно подёргивающаяся здоровая щека
его выдаёт. Впрочем, это может быть последствие травмы —
располосовал его Эма знатно, ничего не скажешь.
— Знаешь, Ангвар, какая добродетель лежит в основе любого
крепкого объединения? — задушевно вопрошает старейшина. И сам же
отвечает. — Наверняка ты сейчас подумал, что подчинение. Почти. Не
подчинение, но смирение — вот что важно для любого человеческого
объединения. И что же значит это смирение, Ангвар? А то, что каждый
человек занимает ровно то место, которое ему принадлежит. Или
которое, — Олгаф бросает косой взгляд на меня. — Способен взять и
удержать силой. Ты понял, в чём была твоя главная ошибка,
Ангвар?