Разные же руки, как он объяснил, были последствиями несчастного
случая на стройке. Левую тогда ему расплющило бетонной плитой, так
что восстанавливать не имело смысла, поэтому пришили то, что было в
травмпункте, лишь бы быстро. Но ему даже нравится, потому что рука
стала сильнее — строителем работать больше не получалось, но и в
общепите занятие нашлось. Жаль, что не правая, конечно, хотя на нее
можно будет прицепить накладные мышцы — и получится совсем
хорошо.
Я облегчил свой карман на двадцать копеек, умял полученный в
бумажном конвертике бургер (со специями повар переборщил, что вряд
ли было хорошим признаком, но вкусно), после чего удачно поцепился
на последний ночной автобус и медленно покатил домой. Смотрел в
окно, где плясали световые табло и редкие прохожие, окутанные
потоками жидкого видео, брели сквозь тьму, твердую, как застывшая
смола. Провожал глазами голографические памятники чекистам, горящие
в синем лазерном огне. Моргал, когда к окну приближались рекламные
экраны «Куяльника», «Березки», ресторана «Маричка», и по стеклу
текли тонкие световые струйки.
В башке ворочалась единственная связная мысль — какого черта от
меня вечно всем нужно? Нутро чувствовало, что дело дрянь, но
доходчиво сформулировать ее суть уже не могло и транслировало в
мозг только вязкую тревогу. Спать хотелось до полного опупения.
Чем дальше от центра, тем становилось темнее. Заржавье —
индустриальный город, выросший из поселка на переправе, где ночами
порой творятся лихие дела. Переправ давно уже нет, а вокруг
усиленно строится коммунизм, где нет эксплуатации человека
человеком, но на количество лихости это ничуть не повлияло.
Поселок был беден, да, но не болезненной азиатской бедностью,
когда работаешь с утра до ночи за горсть риса и чашку кишащей
микробами воды, и не бедностью европейской, когда ты лежишь в своем
уютном домике три на четыре метра и ждешь голодной смерти, потому
что твое пособие забыли продлить. Здесь честно знали, что денег
мало и выкручивались как могли. Здесь в хатах из самана и глины
жгли камыш и дрова, а в сараях на электронных поводках держали
свиней и птицу. Копали картошку третий раз за год и сцеживали
комбикорм из здоровенной трубы через речку Хохлатку, а дети на
улицах играли в шахматы куриными костями.