Районный суд — он же дом бракосочетаний — был оформлен в модном
последние лет двадцать флоральном стиле. Никаких весов Фемиды,
никаких свадебных колец, только растительные мотивы, абстрактные
барельефы человеческих лиц в окружении мягких округлых линий,
сомкнутые руки, сомкнутые губы.
— С какого фига он так далеко забрался-то? — подивился я, когда
за нами закрылась тяжелая деревянная дверь с метровыми
металлическими ручками. Надо понимать, что Заржавье расположено
посреди бескрайней степи, и дерево в наших краях — признак шика. —
Я рядом с Хохлаткой живу вообще-то, а добирался сюда чуть ли не
час.
— Это ты на Мокрой Хохлатке живешь, — Мартын потряс лысеющей
головой и едва не уронил очки. Бородка «а-ля Ленин» встопорщилась и
уставилась мне прямо в лицо. — А он ходил на Сухую. Знаешь озеро,
где ремзавод? Он его три раза в неделю посещает. Говорит, рыбалка
помогает сохранить трезвость ума.
— Сомнительно насчет последнего, — пробормотал я, вламываясь
сквозь последнюю дверь и окунаясь в атмосферу скверного табака,
разведенного кофе и торжества справедливости. Народу собралось
немного, человек шесть, от вида которых сложно было испытать
радость; судебного, к примеру, исполнителя я знал хорошо, редкой
мерзотности гнида.
Потолок в зале суда был подвесной, из какого-то нового
эластичного материала темно-зеленого цвета, который словно бы
постоянно находился в движении. Фактически все выглядело так, будто
заседание проходило на дне пруда, а вверху медленно колыхалась
спокойная водная гладь. Смотрелось это неожиданно красиво.
— Встать, суд идет!
В президиум поднялся судья Назарий Антонович, пожилой дядечка,
заросший не слишком аккуратной седой щетиной, в очках с толстыми
стеклами и внезапно стильном костюме-тройке. Подмышкой у него
находилась тонкая картонная папка на завязочках, а на правом
запястье посверкивало два браслета-диагноста, зеленый и белый.
Первый показывал, что состояние здоровья у судьи не вызывает
опасений, а второй — что он находится в ровном расположении духа,
не предвзят и не испытывает к присутствующим негативных эмоций.
— Сесть, суд пришел, — пробурчал дядечка в пожелтевший от
времени пластмассовый микрофон, и все уселись. — Рассматривается
дело семнадцать-ноль-девять, ответчик — Клим Ру…
Я покорно ждал.
— Ружеков, — прочитал судья. — Ружеков-Рогожеров. Правильно?