- Евгений Александрович! - заголосил слуга - Ну куда ехать-то,
больному да немощному?!
- Не перечь мне! - пристукнул я рукой по столу, чем слегка
напугал Кузьму. - Хочу развеяться. Ясно тебе?
- Ясно. Уж какой вы стали суровый… А на какие шиши то ехать? Да
и куда?
- По центру прокатимся. Неужели у тебя совсем денег не
осталось?
Я испытующе посмотрел на слугу. Тот отвел глаза.
- Есть пара рублишек. Но они на еду!
- Как-нибудь проживем, не беспокойся.
Кузьма ушел, а я все-таки смог вскрыть сейф. Срабатывал он от
двойного нажатия на глаза Михайла Васильевича, после чего голова
Ломоносова откидывалась и внутри открывалась небольшая ниша. Я
пошарил там рукой. Пусто. А нет… есть что-то. Листок бумаги. Я
достал его, развернул:
“Chérie Евгений!
Я пишу тебе с тяжелым сердцем, чтобы сообщить о своем решении. С
тех пор как мы встретились, я нашла в тебе друга, опору и даже
любовь. Но сейчас, когда наши пути начинают расходиться, я понимаю,
что время пришло.
Мы оба понимаем, что в нашей жизни грядут перемены (увы, увы,
tout cela est très triste…), и мы должны быть готовы к ним. Я знаю,
в каком ты сейчас положении и это делает наше расставание еще
труднее.
Мне жаль, что все так складывается! Но я знаю, что мы оба будем
сильнее благодаря этому опыту.
Ты знаешь, что моя жизнь принадлежит искусству, у меня есть
договор с театром и я вынуждена ездить на гастроли. Директор ведет
себя ужасно, тащит везде эту кокотку Жанель. Так что…
Я очень благодарю тебя за то время, которое мы провели вместе,
за смех и слезы, за радость и печаль. Ты был моей опорой и моей
радостью, и я никогда тебя не забуду!
Ольга
PS Ах да! Вынуждена взять двести рублей, что лежат в тайнике.
Прости! Они мне сейчас нужнее, отдам, как только смогу!”
Я перечитал письмо, даже зачем-то понюхал его. Пахло цветочными
духами. Почерк был быстрый, “летящий”. Кое-где были посажены
небольшие кляксы.
Эх, Ольга, Ольга… Мне даже стало обидно за Евгения. Выбрал себе
такую ветреную особу, которая сбежала, как только с возлюбленным
случилась беда. Да еще и обворовала его судя по постскриптуму. Я
засунул “письмо Татьяны” обратно в сейф, закрыл Ломоносову голову.
Внутри меня грызла какая-то обида. Вроде бы занял чужое тело,
совсем слегка увидел постороннюю жизнь, а уж примеряю ее на себя,
раздражаюсь и злюсь. Что бы я тот, “будущий” сделал с этой Ольгой?
Как бы повел? Воровка сама на себя написала показания в полицию.
Отдать письмо следователям, написать заявление или как оно тут
называется и поедет Оленька не на гастроли, а совсем в другое
место.