Сандакай, продолжавший давить, внезапно смягчился. И хоть голос
переводчика ни на миг не изменился, обстановка будто стала чуть
менее напряжённой.
— Судьба схватила тебя за горло, брат мой, — герцог явно
отбросил политесы, переходя на простой, «народный» говор. —
Очевидно, ты не хуже меня видишь, что победы не сыскать, даже
владея «Городом-фабрикой». Давно осознаёшь это, ведь отлично
разбираешься в войне, не раз отбиваясь от сайнадских налётов и
своих бывших «друзей» — остальных вольных городов. Не зря Монхарб —
окраина бывшего королевства Нанв, чаще всего подвергающийся
нападениям. Не просто так тут стоит эта могучая крепость. Война —
второе лицо архонта этого города, после создания механизмов. —
Сандакай сделал шаг вперёд. — Ты понимаешь меня, Тураниус, потому
что, как и я, видел смерть своих людей, прошёл через такие же ужасы
кровопролитных битв, а глаза твои видели те же последствия
опустошительных войн.
На зал вновь обрушилась мертвенная, тяжёлая тишина. Силана
наклонилась, желая как можно скорее увидеть лицо отца, которое
пряталось в тени.
— Ну же… — Сандакай протянул руку, его голос стал просящим, чуть
ли не молящим. — Тураниус, помоги мне сохранить жизни своего
народа. Люди устали от войн. В составе Империи им не будет страшно
ни Сайнадское царство, ни кочевые пустынники, ни старые «друзья» в
виде пяти остальных вольных городов. Твой народ вздохнёт спокойно,
никто не умрёт, никто не пострадает. Я могу обещать это от своего
лица, от лица советника императора и герцога «Юга»!
Силана не заметила, как вскочила на ноги, прижимая руки к
высокой груди. Девушка пристально всматривалась в закаменевшее лицо
отца. Архонт Монхарба был ещё достаточно молод, а маги-целители и
алхимики провели множество процедур, направленных на укрепление его
тела, превращая мужчину в крайне могучего сиона. Вот только сейчас
он почему-то казался дряхлым, ослабшим и смертельно уставшим.
Каждая морщинка Тураниуса темнела провалом, кожа сморщилась в
уголках глаз, а голова будто бы склонилась под весом короны.
Силана с трудом сдерживала крик ужаса, ощущая, как сильно её
напугали эти перемены, лучше всяких слов говорящие, в каком они
оказались положении. Она едва сумела подавить свой порыв подскочить
к отцу, схватить его за плечи и встряхнуть. Заставить навсегда
позабыть эту позорную нерешительность, снова вернуться к обычному,
уверенному поведению, а потом… потом…