— Мы одеты, Борь, — закатив глаза, сказал очевидную вещь Никита. Он всегда потешался над застенчивостью друга, которая к двадцати двум годам стала смотреться нелепо. Видимо, Боря все никак не мог забыть, как однажды зашел в спальню и обнаружил там Светку Ростову верхом на Никите. — Ничем таким не занимаемся, проходи.
Ева хихикнула и села.
— Разумовская просила тебе сказать, чтобы запланировал собрание старост, как выйдешь отсюда. У нее там какое-то объявление. А еще тебе Маслова передала… вот, — он протянул картонную коробку с пирожками. — Не спрашивай, — Боря помотал головой и, крикнув что-то об эликсирике, испарился.
— Ему стоит спокойнее относиться к опозданиям, — пробормотал Никита, рассмотрев коробку и потыкав в бок одному из пирожков. — С чего бы такой жест, м? Я с Масловой даже не целовался. Наверное. Нет, точно не целовался.
— Э-э, Ник, я бы на твоем месте не притронулась к ним, — Ева пыталась не засмеяться. — Злата не умеет печь, зато за лето поднаторела в приворотных снадобьях. Никто ничего не говорил, но я видела у нее рецепты.
— А я здесь при чем?
— Тебе нужны подробности? — она подергала бровями, как если бы приберегла что-то любопытное. — Если кратко, то ты «высокий, синеглазый и, по слухам, потрясающе целуешься». Это цитата, если что.
Никита скромно поморщился, будто ему говорили такое каждый день. Ему и говорили, но не ртом Евы Елизаровой.
— Злата сохнет по тебе с первого курса. Ты правда не замечал?
А вот это уже было внезапно.
— Если честно, нет. Такое бывает, — с невеселой усмешкой добавил он, — когда ты кому-то нравишься, но не знаешь об этом. Хотя обычно я такое замечаю.
— Ты нравишься слишком большому количеству девушек и наверняка посчитал не всех, — поддразнила Ева. — Слушай, Ник, мне пора бежать на боевую магию. Стряпню Масловой не ешь, — она подняла указательный палец. — Если не хочешь стать одержимым влюбленным придурком.
Ева ушла, а Никита прикрыл коробку с пирожками и со вздохом подумал, что она сильно опоздала со своими предупреждениями.
— Елизарова, я договорилась с Варламовой, завтра будешь убираться в больничном покое, — звонко объявила на весь кабинет Маркова. — Без всякого чародейства, — торжественно добавила она, но мне было плевать:
— Для меня это не трагедия, Милена, я до восемнадцати лет только так и убиралась.