у и разную мелочь в
виде красной и черной икры, белужины в желе, сырной и мясной
нарезок. Хозяин дома велел Даше подать пива, а когда девушка
вытащила из холодильника полдюжины бутылок «Будвайзера»,
распорядился, чтобы она тоже к нам присоединилась.
Мы
пировали втроем. Причем «автомобильный бог» больше о делах не
заикался, отпускал соленые шуточки в адрес горничной, с которой по
его словам ни-ни. Даша с удовольствием краснела и строила мне
глазки. Митрофаныч подмигивал. Явившийся на шум Бруно,
получилгусиные косточки и с
хрустом грыз их, лежа у батареи. Залакировав кальвадос пивом, я
питал ко всем присутствующим самые теплые чувства, особенно к
сенбернару, но идиллию нарушил дверной звонок.
— Кого
это черти несут на ночь глядя? — проворчал хозяин, а пес вяло
гавкнул.
Друзья! Поставьте лайк книге,
если нравиться! Спасибо!)))
Даша
побежала открывать. Вскоре до кухни донесся веселый мужской
голос:
—Гуляете и без меня?!
Коленкин
хмыкнул:
— Классик
приперся!.. Вот же чутье!
И в кухне
появился тощий, вертлявый мужичок. Редкие, черные с проседью волосы
его были зачесаны назад, на носу криво сидели очки с толстыми
стеклами, из-за чего глаза пришедшего казались большими и
выпуклыми, как у рыбы-телескопа. Он обвел жадным взором стол и
облизнулся.
—
Знакомьтесь!—буркнул Митрофаныч.—Это — Саша,
инструктор по карате, а это бумагомарака Миня!
—
Третьяковский!—отрекомендовался гость, протягивая узкую
ладонь, тоже похожую на рыбий плавник.—Миний
Евграфович.
—
Данилов!—откликнулся я, пожимая ее — холодную и скользкую,
словно и впрямь плавник.—Александр Сергеевич.
Даша уже
разложила перед писателем столовые приборы, поставила тарелку, на
которую тут же перекочевал гусиный бок с изрядной порцией риса.
Миний Евграфович похватал с других блюд колбасные и сырные нарезки,
навалил в тарелку икры, вперемешку с салатами и принялся жрать.
Иначе и не скажешь. Он греб в себя все без разбору. Оставалось лишь
удивляться — как в него помещается столько? Не забывал и о пиве,
запас которого на столе горничной пришлось срочно
пополнить.
Хозяин дома
посматривал на него со смесью сожаления и гордости, словно это был
его родной непутевый сын. Немного захмелевшая Даша тихонько фыркала
в кулачок и подкладывала местному классику еще и еще. Вычистив и
почти вылизав тарелку, Третьяковский протестующе замахал
«плавниками», показывая, что с него достаточно. Однако от пива
отказываться был не намерен. Я тоже наелся под завязку и стал
подумывать о том, как мне теперь добираться до города? Наверное, я
сказал об этом вслух, потому что Коленкин вдруг буркнул: