—Забей!.. Утром я тебя
подброшу!
Спорить я
не стал. В этой довольно странной компании мне было и впрямь уютно.
Когда все наелись, хозяин потащил нас в гостиную, где у него стоял
большой и, судя по дизайну, импортный телевизор. Оказалось, что не
только телевизор. В тумбочке под ним обнаружился аппарат, о котором
большинство советских граждан в эту эпоху не могло не только
мечтать, но даже и не слышало. Из запертого на ключ шкафа
Митрофаныч вытащил видеокассету и подмигнув нам, вставил ее в
видик.
По экрану
телевизора побежали полосы, потом изображение наладилось и из
динамиков полилась музыка, знакомая мне еще по временам курсантской
юности. Ля-ля-ля-ля... Эммануэль... Горничная стыдливо хихикнула,
видимо, не в первый раз смотрела, но не убежала, а только поудобнее
устроилась в кресле, выложив нога на ногу... Писатель попытался
втиснуться рядом с ней, но был решительно изгнан. При этом Даша
многозначительно посмотрела в мою сторону, но я остался на
месте.
Не то что
бы я был против, но как к моим поползновениям отнесется хозяин?
Коленкин тем временем разливал по рюмкам недопитый нами кальвадос.
Теперь рюмок было четыре. Кроме того, он кинул на столик пачку
«Мальборо» и зажигалку. И все, кроме меня, закурили. Я уже
подметил, что «лучшие люди города» много пьют и дымят, как
паровозы. До эры всеобщего преклонения перед ЗОЖ оставалось еще лет
сорок, а в эту эпоху считались престижными не курение и выпивка
сами по себе, а — что именно ты куришь и пьешь!
Эммануэль
на экране переходила от одного эротического приключения к другому.
Мужики по эту сторону экрана возбуждались не менее сильно, чем по
ту. И я — не исключение, но хозяин дома явно не собирался делиться
своей горничной, с которой ни-ни, с другими присутствующими. И как
ни сигналила мне Даша, я решил, что не стану ссориться с
«автомобильным богом». Я с виду хоть и юнец, а внутренне —
прожженный ловелас, который всегда точно знает когда клюнуть на
наживку, а когда проплыть мимо.
А вот
Третьяковский, похоже, не понимал, что к чему? Ему амурчик в голову
ударил по-полной. В доме назревал скандал. Коленкин мужик резкий,
врежет Мине и останется от того мокрое место. Жалко классика. Я
решил его отвлечь. Он же писатель, значит должен все знать. Подошел
к нему, вытащил из кресла и поволок вглубь дома. Писатель
попробовал сопротивляться, а я хоть и поддатый был, но силушку
богатырскую, от Шурика унаследованную, не растерял. Выволок его на
кухню — единственное, кроме гостиной, место в доме, которое я знал,
усадил на табурет, сорвал голой рукой пробку с «Будвайзера» и
поставил перед окосевшим классиком.