— Проходи,
гость дорогой!—возвестил классик и рухнул на пол
ничком.
Испугавшись
за его хрупкую жизнь, я подскочил к нему. Поднял. И услышал
могучий, контрастирующий с тщедушным сложением, храп. Толкнув
первую попавшуюся дверь, я обнаружил за ней спальню и свалил
хозяина дома на кровать, сняв с него только обувь и галстук. На
этом можно было бы и откланяться, но мне не хотелось сейчас
возвращаться в дом Коленкина. Успею еще. В конце концов, в доме
писателя я никогда не был, и мне стало любопытно. Я принялся
обходить комнаты. Тем более, что и в этом одноэтажном особняке их
не могло быть много.
Кроме
спальни, где продолжал храпеть Третьяковский, я нашел большой зал,
почти сплошь заставленный книжными шкафами. Заглянул в узкую
комнатенку, с письменным столом, на котором стояла, накрытая
запыленным чехлом пишущая машинка, рабочим креслом и креслом для
посетителя — видимо, это был кабинет. Обнаружил еще одну спальню,
но заходить туда, само собой не стал. Нашел кухню, зажег в ней
свет. Огляделся. Увидел электрический чайник, наполнил водой из
крана и включил.
Мне
захотелось чаю. Я без стеснения пошарил по кухонным шкафам, нашел
пачку цейлонского. На подоконнике стоял заварочный чайник.
Приподняв крышку, я увидел старую заварку, подернутую бело-зеленой
корочкой плесни. Рядом с кухней был туалет. Вытряхнув в унитаз
содержимое заварника, я тщательно вымыл его над мойкой, заваленной
грязной посудой, потом сполоснул кипятком. Через минуту чай был уже
заварен и стоял на газовой плите, на самой малой конфорке, над
которой еле теплился синий огонек.
Налив себе
свежезаваренный чай в большую чашку, я понял, что не хочу сидеть на
кухне, где было скучно и грязно. И направился в библиотеку. По
крайней мере — так я окрестил про себя зал с книжными шкафами.
Помимо них, здесь был широкий, обитый черной кожей диван и
журнальный столик, на котором красовалась пепельница, заваленная
окурками. Поставив чашку с еще слишком горячим чаем на столик, от
нечего делать я принялся разглядывать книги.
Вскоре я
обнаружил целую полку, где стояли томики с одинаковыми коричневыми,
с золотом, корешками с тисненной надписью «М.Н. ТРЕТЬЯКОВСКИЙ».
Открыв томик, я прочитал на титульном листе, помимо имени автора,
«СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. ТОМII». Надо же, а Миня
действительно классик. Со школьной скамьи в голове моей застряло
убеждение, что собрания сочинений бывают только у давно умерших
писателей, но ведь автор дрых в соседней комнате и храп его
доносился даже сюда!