Но в принесенных майором прошитых и опечатанных полицией листках
оказался какой-то особый вид непроходимой болезненно-тяжелой
глупости. Совершенно не ожидаемый мною.
Девушку якобы убил молодой священник. Только что выпустившийся
из семинарии юнец, всего пару-тройку месяцев назад назначенный
помощником пастора в небольшую кирху в двух кварталах от нашего
дома. Судя по рекомендательному письму из места его обучения, пылко
и ревностно верующий, чистый душой и помыслами. То есть, вряд ли с
первого же полусамостоятельного шага ввалившийся в блуд.
Следствие оказалось расписано вкривь, вкось, с кляксами, без
последовательности, без какого-либо строя, но мальчишка, вроде бы,
сознался господину полицмейстеру лично, что виноват в смерти
ведьмы, хотя никаких сопутствующих обстоятельств подтвердить и не
может. Не в своем уме юноша? Или совершал убийство в приступе
пылкого и ревностного лунатизма, поэтому не помнит, как?.. Впрочем,
«убил» и «виноват» не всегда значит одно и то же. Некоторые
настеганные своими оторванными от жизни профессорами неофиты с
горячими сердцами, пока не обтешутся в мире живых людей, их
болестей и горестей, помочь в которых проповеди и наставления на
путь истинный бессильны, ведут себя излишне рьяно и, в рьяности
этой, запальчиво и забывчиво. Более того, они могут в обывателях
поднять волну нетерпимости и фанатизма.
Суда пока не было, суд состоится не здесь и, конечно же, не
светский. Как нашего брата колдуна судит собственное братство, а
преступления, случившиеся в армии, рассматривает военный суд, так и
тут для отчетливого разбирательства повезут вчерашнего семинариста
в столицу диоцеза, пред очи архиепископа. Есть у церковников и
собственная тюрьма. Осужденных они не вешают и голов не рубят, но
какое-нибудь вечное заточение определить зарвавшемуся фанатику
могут очень просто. Фанатиков высшие церковные власти не любят и не
одобряют сами. Это не афишируется, но заметно по их общей
политике.
В таком случае понятно, отчего меня не допускают ближе к делу.
Колдунам соваться в преступления, совершенные служителями церкви,
не с руки. Наши ведомства и так друг друга едва терпят, с трудом
балансируя на лезвии шаткой терпимости. Несколько раз они срывались
в бездну конфликта, как было, например, до великого раскола
церквей, когда на одном из вселенских соборов вдруг с какого-то
перепугу святые мужи призвали верующих к преследованию колдовства
огнем и мечем по всей ойкумене. И как было при попытке искоренить
колдунов в папской области около трехсот лет назад. И первое, и
второе, и другие более мелкие столкновения неизменно заканчивались
расколами, реформациями и распадом на ереси самого церковного
института, в котором немедленно находились и непримиримые, и
финансово пострадавшие, и прочие обиженные, согласия которых идти
на войну не спросили. А колдуны либо горели на кострах, либо
собирались в братства и давали бой. В общем, заканчивалось все
плачевно для обеих сторон, как и бывает при столкновении
равновеликих сил. Повторять потом много поколений никому не
хотелось.