Я поглядел на Тоби, Тоби бодро повилял мне хвостом. Он был готов
продолжать приключения. Что ж, сказал я, на завтрак в город нам
теперь не нужно, значит, пойдем в Могильцы.
В Могильцах я сейчас все это и пишу, потому что в городе из-за
нашего похода пропускаю не только завтрак, но и обед. Сегодня я не
выспался и что-то устал. Отдохну немного, отправимся в обратный
путь, и надо будет до ужина прилечь.
Что мне рассказали здесь, не знаю, стоит ли записывать. Крайне
скверные сведения, и все поперек выданного мне указания
категорически не лезть в эти дела. Колдунья не дочь воспитавших ее
людей. Двенадцать лет назад ее, трехлетнюю или четырехлетнюю,
оставила на хуторе беррийская оборванка -- цыганка, гадалка,
циркачка, неизвестно. Действительно, такие тогда были времена --
бродяги детей подбрасывали, а не крали. Девочку забрали в бездетную
семью, она росла умненькая, красивая, бойкая, способная, но очень
своевольная, совсем не терпела принуждения, если хотела -- делала
сама, много и хорошо, не хотела -- никакими силами нельзя было ее
заставить. Рано развилась и повзрослела, сама об этом не думала, но
парни липли пуще мух. Приемные родители к ней очень привязались.
Пожалуй, что всерьез ее любили. По ненаигранному горю в их словах и
на их лицах это очень заметно.
Здесь же я договорился о стирке. Потому что в Бромме очередь к
прачке оказалась на неделю, или платите за срочность втрое. Нет уж,
я лучше прогуляюсь. Если знать дорогу, то даже недалеко.
А государство там, за лиловыми горами, лежит неспокойное. Два
года назад и год назад у них одна за другой случились две
революции, а двенадцать лет тому они проводили сельскохозяйственную
реформу, боролись с бродягами и попрошайками, пытаясь прикрепить их
к земле и труду чем-то вроде рабства. Беженцы от этого прикрепления
спасались так, что наполнили сказками о беррийских безобразиях даже
далекий от границы Аннидор, как я вспоминаю. Действительно, было
такое -- люди, и не только бродяги, но и музыканты, актеры, поэты,
спасались от какой-то несуразицы, в точные оттенки которой я в то
время не вникал.
Так вот, возвращаясь к прежней теме: девица как раз поссорилась
с родителями из-за очередного запрета. Едва пройдя конфирмацию, она
чем-то раздраконила главного соборного святошу, настоятеля из
Броммы. Тот выгнал ее с исповеди, наложил епитимью, грозил
полным отлучением и на месяц запретил ходить на службы в собор, но
если б она его слушала! Приемные родители просили меня не думать о
девушке плохо, не брать во внимание ссылки на ветер -- "говорят,
что...", "все слышали, что..." Говорят и все слышали, что это
какой-то разврат, то ли настоятель пристал к девице, то ли девица
повела себя нескромно с настоятелем, но люди глупы и судят о других
по себе. Было нечто другое. Возможно, связанное со
способностью девицы говорить с мертвыми, которую та не скрывала, по
молодости и глупости даже хвасталась, нарочно этим пугая.