В растерянности я огляделся вокруг и на паперти собора увидел
семью нищих, деливших поданную им краюху -- обросшего, неопрятного
мужчину с седыми патлами волос из-под обвислой шляпы, очень грязную
босую женщину и того самого мальчишку лет десяти, рвавшего кусок из
рук старших. Я подхватил собаку и направился в собор.
На этот раз я угадал. Меня ждали.
Ничего удивительного в том, что колдун ходит в церковь,
нет. Мы, сознательно избравшие другой путь, не отвергаемся
полностью, нам оставлен путь к покаянию. К отречению от колдовских
занятий, пересмотру всей своей жизни как сугубо греховной и
неверной, и возвращению, так сказать, в лоно. Не то чтобы нас там
ждут. Но когда последнее слово за тобой, всегда приятно. Не имея
над нами власти при жизни, нас возвращают и присваивают хотя бы в
смерти. Что от нового появления в призрачном образе, кстати говоря,
не гарантирует.
Сразу за порогом меня взяла за руку старушка, видом не сильно
отличавшаяся от нищих на паперти, и повела сквозь боковую колоннаду
к боковому выходу, а там, сквозь тени проулка, к черному входу в
причтовый дом. Отец настоятель очень нервничал, ожидая меня.
Я его понимаю, я и догадался-то, что очень нужен ему, совершенно
случайно. А напрямую обратиться или встретиться на виду будто бы
невзначай мешали церковные правила.
-- Рад, что вы наконец-то выбрали время поговорить со мной, отец
настоятель, -- поклонился я, прижимая к сердцу шляпу.
Со стороны священника принимать колдуна даже тайно -- смелый
шаг. Но здесь не центр диоцеза, над настоятелем главного городского
храма нет высшего начальства, требующего дисциплины, и даже нет
надзора из бдительных служителей помельче, метящих вверх по
карьерной лестнице и потому готовых донести о любой оплошности.
Выговоров здесь можно не бояться, сплетен, строго говоря, тоже.
Выше нас только небо, а епископ далеко. Так чего же мы
прячемся?
-- Говорите тише, пожалуйста, -- попросил вместо приветствия он
и оглянулся на полуприкрытое ставнем окно. -- Кто-нибудь видел, как
вы сюда шли?
Отец настоятель выглядел словно образцовый деревенский священник
-- когда-то был статен, сейчас раздобрел, стал полнокровен, до
белизны сед, точнее сказать, наполовину лыс, лишь над ушами и на
затылке у него топорщились белые, легкие, словно пух, волосы. При
виде меня его красное, лоснящееся лицо странно задрожало, а
небольшие серо-зеленые глазки с воспаленными веками глядели на меня
настолько встревоженно, что это меня озадачило. Человек этот не
походил на коварного инквизитора, всеми правдами и неправдами
держащегося за свое место из тщеславия и ради власти. Нет, это
обычный служака, не чуждый, судя по брюшку и прожилкам на носу и
щеках, некоторого попустительства относительно строгости соблюдения
монашеских уставов. Да и какие подводные камни могут быть у него на
службе в такой деревне, как Бромма? А вот поди ж ты. Кого-то
боится.