Перед парнем предстало редкое зрелище: туман, что спускался с
гор и застилал равнину на многие ли вокруг, сегодня был не таким
густым как обычно. Ничем не ограниченный взгляд Яна устремился
вдаль, до самого горизонта.
Широкое окно обрамляло живописный пейзаж. По правую сторону
проходил горный хребет, он заворачивал в сторону горизонта
драконьим хвостом. Под лучами яркоцвета сияние снежных шапок гор
могло быть сравнимо только с утренней росой в затопленных рисовых
полях.
Слева змеилась черная река, от её бурного потока отражались лучи
света, блики чешуйками плясали на водной глади. И горы, и река, как
направляющие линии, указывали прямо к центру, туда, где люди
воздвигли портовый город. Они выбрали это место не случайно —
только там рос яркоцвет. В провинции Реки Черного дракона это была
гигантская магнолия.
Ствол цветка был виден за многие сотни ли. Он мог посоперничать
по толщине с рощей многовековых дубов. Яркоцвет тянулся высоко к
небу, его листья то и дело закрывали облака. Горный хребет лишь
немного изменил траекторию роста ствола. Даже почва и камни не
могли удержать титаническое растение в утробе земли: оно буквально
прорывалось сквозь каменную породу, изменяя весь ландшафт
провинции.
Бутон состоял из девяти розовато-белых лепестков, расположенных
в три ряда. Первый ряд — наружный, он разворачивался в самом начале
цикла дня и ночи. В нем было четыре лепестка. Второй ряд, тот что
посередине, уже имел три лепестка, как и последний — внутренний.
Цикл только начался. Бутон развернул один лепесток, и даже этого
хватило, чтобы разогнать тьму. Из открывшейся бреши в мир пролился
ярчайший свет тычинок яркоцвета.
Так время и отмеряли — по раскрытию яркоцвета. Чем больше
расцветала магнолия — тем светлее становилось. Ночью цветок
закрывался, чтобы под утро вновь начать цикл цветения.
На горизонте вырисовывались очертания Цветочной столицы
провинции — Магнолии. Так уж повелось — называть города как
яркоцвет, который в нём рос. Портовый город у истока реки Черного
дракона. Казалось до него рукой подать, хоть сейчас выходи в путь.
Но у Яна были обязанности и долг перед теми, кто его вырастил,
поэтому стоило придерживаться плана. Да и пока он не почувствует
энергию, ни о каком путешествии речи быть не могло.
До полудня оставалось ещё три лепестка. Резво поднявшись с
циновки, Ян прошелся пальцами вдоль предплечья: бамбук врезался в
кожу, оставляя там следы. Ровно восемь отпечатков. Старики
говорили, что спать на бамбуковой плетенке полезно для
кровообращения. Раз полезно, значит он будет продолжать — хоть и
жестко.