Данила, всё ещё продолжая разглядывать щеку умершего мальчика, в
которую словно впиталась зелёная снежинка, кивнул, соглашаясь
с отцом.
- Пап! Сейчас в воздухе
пролетела снежинка зеленого цвета и бесследно исчезла на его щеке,
словно впиталась. Она выглядела похожей на ёжика. - При этих словах
он мотнул головой, указывая на тело мальчика.
По глазам как матери, так и отца он понял, что они ему не
поверили. В их взглядах словно плескалось понимание того, что
видимо для психики подростка все вокруг оказалось слишком трудно
для безболезненного восприятия. Отец подошел к нему и, взяв за
руку, потянул молча за собой в сторону темных силуэтов остатков
домов.
- Вы не верите мне? -
Данила переводил взгляд от лица матери к отцу. - Не
верите!
Отец вдруг резко остановился, обходя опрокинутую на бок машину -
Данила успел заметить медленно опускающуюся в неверном, скачущем от
ходьбы свете фонаря снежинку-ёжика. Он проводил ее взглядом,
затем повернулся к сыну. На лице застыл немой вопрос.
- Да, это именно то, о
чем я говорил. Точно такая же пролетела мимо меня и опустилась на
лицо мальчика. А затем пропала - словно растворилась на его
щеке!
Отец, всё ещё приобнимая молчащую мать за плечо, кивнул сыну
следовать за ним.
Обходя перевернутые, искореженные машины, они пересекли проспект
и подошли к широкому тротуару вдоль домов. И остановились как
вкопанные.
Стоящая во тьме пятиэтажка оказалась снесена сверху по третий
этаж - но как-то неестественно ровно, словно кто-то огромный срезал
все что выше. На тротуаре валялись куски битого кирпича, вернее -
груды, словно снег зимой, не позволяя передвигаться, не выбирая
место, куда поставить ногу чтобы не подвернуть ее. Данила успел
заметить в свете фонарика какую-то арматуру и огромная двухспальную
кровать без матраса - видимо вылетевшую из какой-то квартиры.
Вокруг так же все ещё не было слышно ни стонов, ни криков.
- Какого вообще чёрта
здесь происходит?! - по тону отца Данила различил, что он
разозлен.
Данила, шатаясь, вышел из подвала. В руках он сжимал ружье, на
боку болталась сумка с патронами, а вся рубашка на его груди была
заляпана кровью. Солнечный свет больно ударил по глазам после
темного подвала, заставив его вначале зажмуриться, прикрыв глаза
рукой. Вокруг лежали горы битого кирпича вперемешку с арматурой и
переломанной мебелью, а подъезд, в который вышел Данила,
состоял лишь из двух стен, вскрытый словно картонная коробка от
новогоднего подарка. Он, перешагивая через груды кирпича,
спотыкаясь, медленно брел, не осознавая что происходит вокруг. Да
сейчас его это и не волновало - он лишился семьи, своих родителей -
притом своего отца ему пришлось застрелить из ружья в затхлом и
сыром подвале, чтобы избавить его от дальнейших страданий.