– Почему тогда он не
предупредил охотников? И почему не остановил животных сразу же?
Ты знаешь, сестра, – отвечает
тот. Кажется – у него там хорошая улыбка, под капюшоном. Они были
слишком далеко. И я не ожидал, что взбесятся животные в лагере.
Силы мои велики, сестра, но я не могу остановить всех и сразу.
Может, если бы они не были опутаны силой Хищных Пастырей… но я
явился слишком поздно. Такое случается даже с теми, кто идёт сквозь
пламя.
Пересказать это Олкесту Гриз не
успевает: они натыкаются на первое тело. Парнишка-егерь лежит,
глядя удивлёнными, широко раскрытыми глазами, в пальцах зажат
посеребрённый рожок. Грудная клетка смята страшным ударом –
алапард.
– Никто не выжил, –
шепчет Олкест. – О Единый. Никто не выжил…
Под поваленными стволами,
разодранными кустами, в оврагах – тела… Гриз кажется, что она
вернулась в Заброшье, опять бежит с Мел по следам пропавшей охоты.
Только снега слишком мало, и вместо россыпей ягод кровяницы –
брызги крови, и никто не подумал прикрыть трупы белым, хрустким
саваном.
– Уйдём, – просит
Олкест, когда они находят шестого егеря. – Всё уже понятно, просто…
уйдём. Не смотрите туда. Пожалуйста.
Гриз упрямо мотает головой.
Прикрывает глаза пожилому, седоусому, пожранному пламенем
виверния.
– Янист. Кричите.
– ?!
– Тихо идём, если кто живой
– может, услышат. Давайте. В Энкере у вас получилось неплохо.
Дарит ему кривую улыбку – крепость в
порядке, крепость выстоит… Непонятно, чем Олкест ошеломлён больше:
гримасой Гриз или распоряжением, но он набирает воздуха побольше –
и сотрясает лес пронзительным: «Эээээй, кто живооооой?!»
Вот и ладно, кивает Гриз. А то у меня
что-то с голосом – каменеет в горле.
И нужно разобраться. Почему так лежат
тела егерей и загонщиков. Их убили, но словно бы мимоходом. Не
пытаясь разорвать, растерзать… В зверинцах было иначе.
Кровь варга – и неудержимое бешенство
всех, кто учуял эту кровь. Потому звери калечили людей и друг
друга, разносили клетки и всё вокруг. Но здесь на это непохоже.
Яприли сшибали деревья, будто они в бешенстве или ранены – но не
метались из стороны в сторону, а неслись в сторону лагеря. Виверний
не бил огнём по гарпиям, по игольчатникам. Только целясь в
людей.
«Лю-у-у-уди!! – надрывается Олкест. –
А-у-у-у-у!» – и словно пробуждает криками лес. С разных
сторон отзывается ржание лошадей, лай и вой псов – но не
человеческие голоса.