Под конец трапезы молоко уже казалось вполне терпимым, пол, на
котором я стоял коленями, не таким твёрдым, а Тыковка не такой
бессердечной. Всего лишь злопамятной.
А я вот не такой!
Мне записать куда-то нужно, а то забуду.
Я бросил взгляд в соседнюю комнатку. Она была отделена от
передней части избы с одной стороны дощатым простенком, с другой –
стеной печи, которая поднималась до самого потолка. В узкой
клетушке, освещенной единственным окном, тоже висели травы и стоял
большой стол со ступками, пестиками, спиртовкой, бутылями… В общем,
обычное рабочее место травника.
Осталось дождаться приснопамятного супруга сударыни Тыковки,
которая оказалась не только злопамятной, но ещё и врушкой. Но всё
это совсем не огорчало. Чувство сытости примирило меня с чужими
недостатками и странностями.
Только зачем ей нужен этот уродский маскарад? И как к нему
относится супруг Тыковки? Вот я бы не порадовался, если бы по мне
при жизни носили вдовий наряд.
Впрочем, какая мне разница?
Я забрался на полати, вытянулся по диагонали, укрылся и отдался
блаженству. Как, оказывается, мало нужно человеку для счастья.
Протопленная изба.
Кружка молока.
Ломоть хлеба.
Чистая одежда.
Жизнь.
В груди растекалось тепло, в котором таяли боль и тревога. Оно
заполняло тело приятной тяжестью. Только теперь я понял, как устал
от такого, казалось бы, пустякового путешествия в пару десятков
шагов. На фоне внутреннего тепла стало особенно заметна разница в
температуре: снаружи и внутри. Видимо, домик быстро выстывает.
Сквозь дрёму я свернулся под старым тулупом и погрузился ещё
глубже: сначала в сон, потом в беспамятство.
То, что тело пришло в себя и проявляло признаки разумности, с
одной стороны, радовало. С другой стороны – создавало проблемы. У
меня был довольно ограниченный опыт сосуществования с чужими людьми
в одном пространстве. Родители были не чужими. С дядей Дамиром мы
фактически не пересекались, а в случаях, когда нам вынужденно
приходилось общаться, я подчинялась. Моё мнение его не
интересовало. В случае с дедом Матеем ситуация была почти обратной.
Он во всём зависел от меня. И хотя я этим не злоупотребляла, всё же
чувствовала себя в доме главной.
Совсем другое дело – огромный чужой мужчина, который чего-то
хочет. А чего-то не хочет. Пока найдёныш бессловесно лежал, он
ничем не отличался от стола. Или скамейки. С той разницей, что
скамейка и стол не кашляют. А в остальном – делай, что хочешь.
Теперь, когда мужчина пришёл в себя, мне придётся подстраиваться
под его хотелки.