Линкор продолжал свой путь. Проплывали снизу облака, суетился на
палубе экипаж — боевой корабль, вполне могущий быть сильнейшим в
мире, готовился впервые явить свою силу и разрушительную мощь во
всей своей красе. Сам же Второй Император отправился на нос судна,
неспешно попивая из ледяного бокала.
В отличии от прочих членов экипажа, ему не требовались ни
специальные артефакты, ни даже собственноручно наложенные чары. Ни
крайне разряженный воздух, ни могучие порывы ветра, вынуждавшие
команду пригибаться и прикладывать порой титанические усилия, что
бы не вылететь вниз, не служили этому существу помехой. Ветер,
словно опасаясь коснуться даже одежд чародея, поспешно и послушно
огибал его, низкая температура не заставляла выдыхать его облачков
пара — чародей шел спокойно и уверенно, словно гулял в собственном
парке во дворце Александровска.
Хотя человек ли? Уже начиная с ранга Ученика маги начинали
сильно отличаться от простых людей, а уж достигшие восьмого ранга
были словно овеществленная сила, самим своим существованием слегка
меняющая реальность.
Облака не были преградой взгляду Второго Императора, и сейчас он
задумчиво глядел вниз, на проплывающие внизу пейзажи. Смотрел и
обдумывал очередной ход в долгой, долгой партии, в которой все, и
даже он сам, были лишь фигурами.
Нанхасы не просто так были столь наглы, что бы нарушить дух
договора и до сих топтаться на землях Империи. Его эмиссары,
действуя через Серовых и Игнатьевых, убедили кочевников, что
генерал-губернатору не до них и им ничего не грозит. Вся Империя
была уверена, что на востоке вот-вот разгорится крупнейшее сражение
в войне с нолдийцами, и потому ждали результатов этой битвы.
Император, истинный, сидящий в Петрограде, искренне полагал, что
сумел обыграть своего опасного кузена, втравив в авантюрную войну и
бросив без фактической поддержки. Полагающий себя великим политиком
и военным стратегом, этот человек вызывал у Павла Александровича
лишь брезгливую гримасу — любитель пышных балов и приемов, ведущий
нежную переписку с «кузенами и кузинами» из правящих домов Британии
и Пруссии, почитающий себя покровителем наук и искусств и
примиряющий на себя шапку Петра Великого, этот человек медленно, но
верно толкал Российскую Империю в пучину столь страшную, что
восстание бояр в Кровавый Октябрь показалось бы детской шалостью на
фоне намечающихся проблем. И Павел Александрович не собирался молча
наблюдать за происходящим.