– Её, кстати, на освидетельствование увезли. Побои снимут,
травмы опишут.
– Не было ничего! А если бы и было, то это лучшее, что с ней
могло бы случиться в этой жизни. Так ты из-за этой мокрощелки что
ли?
– Скорее, из-за того, что ты мудак по жизни. Держался бы ты
меня, был бы в шоколаде, в золоте и жемчугах, мы бы с тобой такие
дела делали, закачаешься. Но я рад, что ты не дотумкал, тугодум, и
не примкнул ко мне. Рад, потому что ты ведь чмо по жизни и мудила.
Девчонка шестнадцатилетняя для тебя мокрощелка, понимаешь? Мерзкий
ты тип, Печёнкин. Аморальный и отвратительный.
– Ты на себя посмотри! – злится он. – Я все твои делишки знаю,
они у меня вот где, все записаны. И ЛВЗ и коньяк твой палёный и
джинса. Конец тебе, Брагин, всей шайке вашей.
– Да что ты, серьёзно? – усмехаюсь я. – Прямо всей шайке?
Поэтому ты Суходоеву велел меня завалить?
– Что?!
– Как он согласился-то? Да похер, вообще-то, тоже мудила тот ещё
был, я даже нисколько не удивлён, что вы спелись. Пусть земля ему
будет пухом. Видать всю шайку-то нельзя устранить, не разрешают,
да? Расскажи в час роковой, кто тебе команду-то дал? Караваев? Не
для записи, просто для понимания. Кому я так насолил? Это из-за
катранов московских? Из-за Ашотика? Ты слыхал, кстати, что он
Абрама грохнул сегодня?
Печёнкин хмыкает. Знает, конечно. Ну, ещё бы.
– А то, что Ашотика самого уже в живых нет не слышал ещё?
– Чего?! – сдвигает брови Печёнкин.
– А что всей вашей банде кирдык пришёл, тоже не знаешь? Ну да,
откуда, у вас об этом никто ещё не знает. Но ничего, на Новый год
будут вам подарочки – и тебе, и Караваеву твоему, и Рахметову. В
лучшем случае пойдёте на заслуженный отдых, а в худшем – просто
пинком под зад с потерей званий и наград. А может и под суд. Ты-то
точно, педофил и насильник, своё получишь. Если я не передумаю.
Он не может понять вру я, блефую или действительно знаю то, что
он не знает.
– Кто в меня стрелял второй раз? Кого ты подрядил на это дело?
Говори, а то бока намну. Думаешь, если на таблетосах, боли не
почувствуешь?
Он молчит, думая о своём.
– Эй, – задеваю я его кончиком ботинка. – Не слышишь? Кто
стрелял, я тебя спрашиваю.
– Не знаю, – качает он головой. – Не знаю.
Видать, «Анальгин» начинает действовать, потому что он пытается
подняться. В это время за дверью раздаются голоса. Я приоткрываю
дверь и вижу дежурную по этажу Лену Петрук, пытающуюся задержать
белобрысого Костю и… сбежавшую невесту Наташку Рыбкину.