Паня может еще записочку написать
Я стою перед Паней с такими же пионами и глупо ухмыляюсь.
– Вы кто? – спрашивает она подозрительно и оглядывает меня с ног до головы.
Эдит похожа на Паню только огромной грудью. Остальное у Пани свое – маленький рост, рыжая кудрявая головка с заметной проседью, мелкие добрые зеленые глазки и полные, щедрые руки. У нее еще синяя бородавка у носа-картошки, справа.
– Я Антон Суходольский. Антон Анатольевич. Курьер.
– Наркотики возите? – юмор у них тоже один. Общий, то есть.
– Не доверяют. Бумаги разные. А что там за ними, не знаю. Клянусь морфием!
– Вы что свататься пришли?
– К вам?
– Вопросом на вопрос отвечают только неучи… и хитрые евреи. Вы меня, что, оскорблять явились?
– Нет. Извините. Глупая шутка. Я не буду ни к кому свататься, – и тут же протягиваю ей букет, обернутый в тонкую белую бумагу. – Это вам цветы. Эдит сказала, вы любите пионы.
Она неожиданно улыбается очень кокетливо, жеманно. Берет цветы в полные руки и зарывается в розовые провалы между белыми лепестками смешным носом-картошкой. Шумно втягивает воздух. Потом недовольно отстраняется.
– Что они сделали с цветами! Они теперь все пахнут бумагой, в которую завернуты. Пахнут нынче только люди в метро. И то отвратительно.
Мы все еще стоим в дверях их старой квартиры в сталинском ампирно-вампирном доме.
Паня, не убирая носа из цветов, отступает назад. Я захожу и ударяюсь головой о вешалку, криво свисающую сверху.
– Герка, сволочь! Сколько раз говорила, почини! Пьяница чертов!
Я иду за ней в большую гостиную, темную из-за задернутых штор и несвежих стен. Паня кивает мне как-то неопределенно и исчезает куда-то. Через пару минут она возвращается назад с трехлитровой банкой, полной водой. Из банки торчат мои пионы. Я все еще стою посередине комнаты, у круглого стола.
– Знаете, почему раньше столы были круглые, а теперь квадратные?
– Вычисление квадратуры круга дошло до абсурда?
– Остроумно! Это не вы придумали.
– Квадратуру круга не я, а остальное мое. Вы обязаны ссылаться. Антон Суходольский, лимитед.
– Лимитчик?
– Нет. Лимитед. Но это неважно.
– Так вот, лимитчик, раньше люди садились в круг и любили друг друга по кругу, то есть нежно и обтекаемо. И уважали так же. А теперь каждый норовит усесться во главу стола. Сейчас забыли, что главой стола признает только круг, а теперь кто первый, того и тапки. У нас круглый стол.