Подумав, Михаил Борисович негромко
подметил:
- Ну, допустим. И с каких же ворот ты
думаешь устроить вылазку?
Я пожал плечами:
- Копытенские и Водяные отпадают
сразу, в обоих случаях вылазкам мешают реки – и охотников заметят
заранее, и встретят их еще на подходе. Да и бежать им будет куда
как несподручнее… Я предлагаю Молоховские ворота – ведь основные
силы ляхов собраны как раз с их стороны.
Воевода задумчиво протянул, словно
эхом повторив за мной:
- Молоховские, значит…
…В конце концов, после долгих
обсуждений и уточнений, Шеин принял мой авантюрный план (все как
обычно!) – способный обернуться как успехом, так и значительными,
практически бесполезными потерями. И хотя сам я не участвую в общей
вылазке, заняв со своими стрельцами верхний боевой ярус Молоховской
башни, ответственность за двести обреченных воинов гранитной плитой
давит на плечи…
Да, они обречены. Да, зимняя осада
Смоленска унесет куда больше жизней – и ратников, и гражданских.
Так что математика на моей стороне… А на их – живые люди каждый со
своей судьбой, да любящие этих самых людей сердца…
И игнорировать это – просто
невозможно. Да, если все удастся – о гибели обреченных охотников
можно будет забыть, как о сопутствующих потерях. В конце концов,
вои знают – на что идут, а главное, за кого идут на верную
смерть. Ведь костлявая рука голода в крепости ощущается уже вовсю,
и Шеин приказал кормить ратников на стенах так, чтобы никто из них
не отнес домой и краюхи хлеба… Бесчеловечно? Но Михаилу нужны
боеспособные воины – а не полумертвые хлюпики, едва-едва способные
один разок махнуть саблей или топором.
А ведь так и будет, если позволить
воям принести домой и отдать последнюю еду их голодным, плачущим
детям…
Так что к моему удивлению охотников,
рискнувших поставить свою жизнь на кон, лишь бы мальцы их получали
отцовский паек, оказалось куда как больше двух сотен! Так что
ратников на гибельную вылазку пришлось еще и отбирать…
Хотя, если все получится, голодать не
будет никто. Но если нет… Если нет, лучше мне сегодня и самому
сгинуть! Чем смотреть в заплаканные глаза их родных, по моей вине
потерявших своих любимых – без всякой на то пользы…
От тяжких мыслей меня отвлек внезапно
грохнувший, подобно грому в ночи, раскатистый выстрел пищали. А
потом еще один – и еще… И отчаянные крики взбудораженных польских
часовых, все-таки заприметивших охотников Еремы!