Кстати, звучит парадоксально, но сами деды ужин почему-то
любили. Будучи дежурным по кухне, я частенько видел их унылые лица,
возникающие в окошке для выдачи пищи примерно через полчаса после
отбоя. И хотя зачастую эти унылые лица целиком не помещались в
окошко, в глазах у дедов были голод и тоска.
— Дай пожрать, салага, — говорили они.
— Идите, пожалуйста, в… — отвечал им я. — У меня
проверка на носу, мне недостача не нужна.
Обычно после этого они вежливо уточняли, куда именно я
рекомендовал им отправиться, закатывали рукава и стучали в дверь с
требованием впустить их внутрь. С моей стороны не следовало никаких
возражений, ибо дверь была хлипкой, а порча казенного имущества в
мои планы не входила.
Деды заходили на кухню и убеждались, что размеры окошка для
выдачи пищи не позволяли им правильно оценить реальные габариты
салаги, отказавшегося дать им пожрать, после чего они говорили:
— Живи пока.
И, сохранив лицо, деды шли туда, куда я рекомендовал им
отправиться с самого начала.
— Дай пожрать, — сказал я холодильнику.
— Дверца открыта, — ответило шведское чудо бытовой
техники, а подумало, наверное, примерно то же, что я когда-то
говорил стаям голодных дедов, имевшим неосторожность забрести на
территорию кухни.
— Сам туда иди, — сказал я.
Масла было полно, оно и понятно, Васька заезжал в гости совсем
недавно. Но избытка других продуктов, равно как и их присутствия, в
означенном холодильнике не наблюдалось. Пива, водки и шампанского
было хоть отбавляй, а вот продуктов — нет.
Немного порывшись в лесу стеклянных бутылок, я нашел банку
лучшей закуски к хорошему коньяку — если вы настолько забыли
правила хорошего тона, что имеете неосторожность закусывать хороший
коньяк. Некоторые мои знакомые такую неосторожность имеют, поэтому
закуска у меня была.
Я не большой любитель морепродуктов, да и стосорокаграммовой
баночки, пусть даже с маслом и хлебом, моему организму явно
недостаточно для того, чтобы с ходу вписаться в бурлящий жизнью
реальный мир, но за неимением лучшего пришлось довольствоваться
тем, что есть в наличии.
Когда я намазывал черной икрой второй бутерброд, за спиной
раздались чьи-то шаги, сменившиеся весьма эротичным зевком.
— Что за дела, Светлана? — строго сказал я, даже не
повернув головы. — Женщина в доме, а есть совершенно
нечего.