Черный мрамор блестел от дождя. Застывший в камне, опутанный
веревками Безликий с вызовом смотрел на Маллара, молчаливо вопрошая
его: «За что?». Звуки пропадали в загустевшем воздухе. Тильда
оглянулась на Тиама и в его взгляде прочла ответ на невысказанный
вопрос.
— Прости меня, — шепнула она и размахнулась шестопером. И даже
не зажмурилась.
Осколки мрамора брызнули во все стороны. Никто не двинулся, все
смотрели, как будто видели впервые эту захватывающе-жуткую картину.
Тильда еще раз занесла оружие для удара, и бог наконец стал
Безликим.
Арон сидел на бухте каната, закрыв глаза, и слушал, как плещет о
борта вода, как мерно взмахивают, опускаются и поднимаются весла
под ритм барабана. Этот плеск, удары о воду под дружное «раз, два,
три!» усыпляли. Но если закрыть глаза…
…если закрыть глаза и прислушаться – то где-то далеко слышен
рокот приближающегося шторма. Хлопают паруса и скрипит рангоут, и
гремит топот множества ног вокруг. Корабельные пушки дают залп,
другой, третий – это не гром вдалеке, это канонада вражеских
орудий. И под ногами не палуба баржи, каких много ходит по Рэо к
морю и обратно, а палуба настоящего военного корабля – с тремя
высоченными мачтами, с желтоватыми парусами, сверкающего на солнце
медью, как золотом.
— Даррея! – чей-то грубый окрик окатил Арона холодной водой.
Арон заморгал, завертел головой, потом подскочил, прижавшись к
борту, и наконец увидел сквозь туман очертания города впереди по
реке. Вздохнул – и мысленно насовсем попрощался с великолепным
летом, проведенным в доме дядюшки Юджина. Летом, вмещавшим в себя
все: огромный сад с персиками и абрикосами, маленьких ящериц,
морское побережье и скалы, залитые солнцем виноградники, поиски
сокровищ в пещерах, длинные дни и короткие ночи.
Это несправедливо, это ужасно несправедливо – возвращаться в
Даррею! К скучным урокам, конца-краю которым нет, к скучному
городу, где и шагу без разрешения не ступить. Все пятидневье,
которое он плыл домой, Арон надеялся, что баржа где-нибудь
перевернется или про него забудут, но капитан – мамин знакомый, и
следит в оба глаза, чтобы Арон никуда не делся.
Даррея все маячила впереди, и Арон смотрел на ее шпили с палубы,
не отрываясь, пытался сосчитать их. Кто сосчитает до тысячи – у
того исполнится заветное желание. Но в этот раз Арон насчитал
только триста сорок один, когда вдруг Даррея надвинулась — и раз! –
они плывут мимо складов, кузниц, мастерских. Все закопченное,
рыже-черное, всюду дым, искры, в горнах и печах огонь, на лодках
вокруг – народу!.. Стало слишком тесно даже для небольшой баржи,
что уж говорить о других, огромных, тяжело груженых!.. И все вокруг
кричат, торгуются, ругаются, даже дерутся.