Его сразу же отправили в купальню, где Эрин до обидного больно
натер ему уши и шею мылом, и теперь Арон сидел в малой столовой,
кутаясь в толстый халат, и пил теплое молоко с медом.
Он сидел так и смотрел в окно, пока сумерки не заползли в
комнату, и Эрин не пошел зажигать фонарь над входом, а за забором
не засветились огоньки. Арон начал дремать, глаза закрывались, а
голова становилась тяжелой — но он ждал, так терпеливо, как
никогда. И когда почти уснул за столом, твердые шаги смяли тишину.
На плечо легла рука, и запахло дождем, миндалем, краской, каменной
крошкой, отчего защекотало в носу. Арон поднял голову и увидел
маму.
— Я рада, что ты добрался благополучно, — ее голос был таким же
спокойным, как и всегда, но в нем действительно звучала радость. —
Как себя чувствует дядя Юджин?
Глупые, неважные вопросы! За лето мама совсем не изменилась - та
же прическа, синяя куртка с медными пуговицами, то же выражение
лица - и не понимает, не видит главного: что он, Арон, теперь
другой!
— Хорошо. Он просил передать братский поцелуй, — Арон хитро
улыбнулся.
— Ах, вот как.
Она быстро наклонилась к нему – и Арон коснулся губами ее щеки.
И замер, видя улыбку в уголках всегда строго сжатых губ.
Не перебивая, она слушала о рыбной ловле и лодках, уходящих в
море ранними утрами, об апельсиновых деревьях и дядином доме, в
котором так хорошо играть в прятки, о городе Ларте, где все пахнет
смолой, рыбой и солью. Когда-то, когда мама была маленькой, она
жила там. Хотя представить это Арон совсем не мог. Чтобы мама
бегала наперегонки с дядей Юджином? Плавала в море? Собирала
ракушки? Рисовала на берегу чаек?.. Арон расхохотался бы в лицо
тому, кто такое скажет.
Стало совсем темно. Только одна свеча горит на столе, и дом
сделался еще больше, он превратился в настоящего великана, в утробе
которого водятся мыши и тайны.
У Арона еще не закончились истории, и спать ему совсем
расхотелось, но мама встала из-за стола:
— А теперь – в кровать, уже поздно, — с этими словами мир начал
медленно возвращаться на свое законное место, где она — прежде
всего мастер-архитектор, а Арон — всего лишь школяр.
Он кивнул и устало поплелся наверх, и дорога казалось
бесконечной — как будто он лез в гору. И решил, что ничего он не
скажет, будет молчать, пока… А там он точно придумает, как быть.
Мысли роились в голове — одна завлекательнее другой, возможности
множились и разрастались, все – великолепные, блестящие, и вели они
его вперед и вверх – к славе, богатству, далеким странам и
загадкам, разгадать которые способен лишь он один.