Но она отчаянно старалась не показывать, как ей страшно и
горько.
— Я не понимаю… Арон не имеет способности к колдовству, — тихо
сказала женщина.
Саадар пожал плечами. Конечно, будь это ольмедийский колдун, так
легко бы он не отделался, даже малолетние – они опасны, как сам
Безликий. Хвала Маллару, мальчишка не знал своей силы, да и вряд ли
хотел по-настоящему ударить. Саадар помнил, что бывает, когда
колдун хочет убить. Даже слова, жеста не надо. Безо всяких красивых
искорок и огня – все просто и страшно.
— Может, случайность, — заключил он.
Заклинание совсем отпустило – и Саадар прошел по веранде,
разминая одеревеневшие ноги и руки.
Женщина наклонилась к мальчишке, которого крепко держала за
плечо, твердо, не терпящим возражений тоном, сказала:
— Арон, извинись и иди в дом.
Мальчишка глянул на Саадара исподлобья, пробурчал что-то вроде
«извини» и, отпущенный матерью, мгновенно скрылся за
дверью.
— Мне очень жаль, что мой сын ведет себя, как невоспитанный и
грубый дикарь, — голос Тильды Элберт бередил душу. Пытаясь
отвязаться от едкого чувства, что все идет наперекосяк, Саадар
махнул рукой:
— Видишь, живой я. Что там забрать-то надо? Показывай.
Госпожа Элберт указала на длинный ящик, стоящий у порога. Там же
лежала и папка с бумагами, которую Саадар запихал за пазуху.
Тильда Элберт ни слова не сказала о том, что он должен молчать
об увиденном. Но по выражению лица, по тому, как она держалась,
было ясно: лучше языком лишний раз не чесать. Хотя он и так не
собирался. Какое удовольствие в том, чтобы болтать о чужих
горестях? Себе он лучше этим не сделает. А Тильда Элберт не
походила на человека, прощающего подобные разговоры.
Она взялась за ручку двери. Собранная и как будто готовая к бою.
Она была как большое дерево в тихую погоду. Непоколебимое. Крепкое.
Такие деревья могут стоять сотни лет, а потом их вдруг валит
обычный осенний ураган…
— Знаешь, дома люди выглядят иначе, — чуть смущенно произнес
Саадар, высказав мучившую его мысль.
— Как же? – госпожа Элберт изумленно подняла бровь, но выражение
ее лица не изменилось.
— Беззащитными. Они думают, что стены их защитят, и не боятся.
Но ты, госпожа, — Саадар подошел и придержал перед ней массивную
дверь, — выглядишь так, будто тебе приходится защищаться от этих
стен.
Он чуть наклонил голову – в знак уважения, не задерживаясь
больше, подхватил тяжелый ящик и шагнул в сад, в сырой мрак,
стоящий между деревьями, в дождливую тишину, которая – как кость в
горле. Ноги сами несли его прочь от этого угрюмого дома. Что-то
застарелое, темное гнездилось тут, и как не поверить словам
подмастерьев о той жути, что таскается следом за госпожой Элберт?..
Может, виной тому мальчишка, так непохожий на свою мать, может –
сама эта мрачная громада, этот домище – Саадару не хотелось об этом
думать.