Музыканты, приглашенные на вечер, заиграли новую мелодию —
протяжную и медленную, похожую на шорох дождя в лесу или на утро
поздней весны, сотканное из прозрачных теней и света. Тильда
слушала музыку, двигаясь так, как от нее требовал танец, но думала
о Файоссе, и оживление, царившее вокруг, отодвигалось куда-то, его
словно уносило волной прибоя.
Начинать пустую беседу о родне и погоде она не хотела. Поэтому
молчала, и танец выходил несвободным, по-школьному заученным, как
будто она танцевала в первый раз.

Дамиан Гатри или не заметил этого, или решил ничего не
спрашивать.
Грянул последний аккорд и рассыпался, тая в высоких сводах.
— Перед Долгой Ночью пропадают сон и покой, и я тоже в хлопотах
денно и нощно. Представь, моя госпожа, даже малышка Шенна, аки
взрослая девица, требует себе платье – непременно золотой парчи! —
Дамиан рассмеялся, приглашая Тильду к удобным диванам. – В доме
сейчас творится невообразимый переполох, домочадцы мои как будто бы
сговорились лишить старого деда сна. А как твой сын? Учится?
— Да. Правда, особенным успехами похвастаться не может.
— Мальчики его возраста не любят скучных наук, — улыбнулся
господин Гатри, — но, разумеется, ты ему объясняешь всю эту сложную
премудрость?.. Вспоминаю тебя маленькой – твои братья уходили на
лодке в море, а ты корпела над квадратными корнями. А твой сын –
сколько ему уже лет? Семь?
— Одиннадцать.
— Одиннадцать! Как моему младшему внуку. Мы полагаем, что время
плетется медленной улиткой, а оно несется вскачь, как дикий конь по
степи. И мы не замечаем, как растут наши дети, как они мужают, и
нам остается лишь с горечью смотреть им вослед, когда они покидают
нас… Но расставания и утраты – часть нашей бренной жизни, —
философски рассудил Дамиан. – И приходится с ними смиряться. И идти
дальше, так?
Тильда кивнула, вежливо соглашаясь с собеседником.
— Я полагал, что после смерти Катберта и для вашей семьи
настали тяжкие времена, тлен упадка коснулся ее. И поэтому стократ
отрадно видеть мне, что упорством ты пошла в своего родителя. Я
искренне восхищен этим. Но… Как долго ты сможешь все это делать в
одиночку?
Сильный, холодный ветер дунул ей в лицо.
— Что ты имеешь в виду? – Тильда напряглась, забыв о том, что
нужно дышать.
— Я имею в виду лишь то, что мне известна грустная причина,
которая вынудила тебя принять приглашение и прийти сюда. За все
тридцать два года, которые я знаю тебя, я не заметил в тебе
склонности к развлечениям.