Надо ли
говорить, что серо-красный фильтр наложился на обеих
бабуль?
Я
оглянулся: людей на улице было полно. Пенсионеры, парочки, компашки
наших ровесников, дети, мамочки с колясками – все они замерли без
движения под серо-красным фильтром.
Чёрт его
знает, что будет, когда мир отомрёт. Он ведь отомрёт? Не просто так
же отец нас в людное место отправил?
Вот мы
переполох создадим, если окажемся где-нибудь в торговом центре,
когда трещащая по швам реальность вернётся в норму: одетые в
милитари-стиле, с карабинами, рюкзаками и разгрузками с запасными
магазинами. Полиция загребёт – сто процентов.
И доказывай
потом, что мы не фанаты “Доки 2”.
Только, я
никуда бежать и не собираюсь.
–
Это-сон-это-сон-это-сон, – завела Лена аутичным речитативом. И
вскрикнула, когда я её ущипнул. – Больно!
Я не
ответил, посмотрел вверх, найдя окна нашей квартиры. Кажется, там
что-то сверкало, будто кто-то щёлкал туда-сюда
выключателями.
– Папа… –
произнёс я одними губами.
Какого
вообще хрена происходит? О чём он молчал? Зачем вообще молчал?! И
кто он?!
Да, обычный
мир – привычный и логичный, понятный и рациональный – за секунду
рухнул, и в голове осталась такая каша, что разбираться даже не
хотелось. Ясно было только одно – и это я сказал вслух:
– Надо
вернуться. Помочь отцу.
– Я… Я не
знаю, – отозвалась Лена. – Он сказал бежа… Ой!
– Ты чего?
– я оглянулся на сестру.
– Небо, –
выдавила она. – Глаз.
Я задрал
голову и проследил за её взглядом. То, что небо практически чёрное,
заметил, ещё когда в наши окна пялился, но особо не обратил
внимания. Все цвета изменились, и это я уже воспринимал, как
должное. Мой отец швырялся чёрной паутиной и отрастил крылья – вот
что сильнее всего почву из под ног выбивает.
А потом я
заметил… солнце?
Ладно, ясно
же, что нифига это не солнце. Нужно просто разрешить себе поверить
собственным глазам. А поверить, сцуко, нифига не просто, когда они
видят то, что противоречит… Противоречит вообще всему.
В небе
вспух огромный пульсирующий глаз. Голубой – полностью, без
разделения на белок и радужку, но с вертикальной чертой зрачка. Он
будто высматривал что-то, двигался дёргано и неестественно. Вдруг –
замер.
Уставился
прямо на нас с сестрой.
– Макс! –
взвизгнула Лена.
– В
подъезд! – рявкнул я. Знал, что сестрёнка мне подчинится. Нельзя
отца оставлять с теми червями, чем или кем бы они ни были. Хоть –
похитители тел из другого измерения. Хоть – высшая форма жизни.
Хоть – геи-нигеры из открытого космоса, блин! Вместе справимся – и
будем решать, что делать дальше. Втроём, а не разделённые. И он ещё
замучается объяснять, что за бред происходит.