— Ну да, — покивал милиционер, — а вот бывший наш участковый, —
он показал мне другой, такой же нелепый фоторобот, — Малыгин,
который.
— Не похожи, — поджал я губы. Ни тот ни другой. А это? — Указал
я на третий листок в его руках.
— Это, — он нахмурился, всматриваясь в нарисованный от руки
портрет преступника. В его описание, размашисто написанное от руки,
— Федот Иванович Маленков. Вот, — показал он мне и его.
— А этот похож, — нахмурился я, — всех троих ищут?
— Ага, — милиционер вздохнул, — пока только их. Потому как они
повели себя подозрительней всего. Ну там и другие подозреваемые
имеются. Правда, — он понизил голос, — об них я тебе не уполномочен
рассказывать.
— Ну да ладно, — я кивнул, — ничего. Рад, что армавирское дело
не стоит на месте. А как с моим?
— А с твоим глуховато, — пожал своими узковатыми плечами
долговязый милиционер, — кстати, ты не поможешь мне? Очень уж
неудобное это дело в две руки.
— Конечно, — принял я худенькую стопку бумаг с
ориентировками.
Саня помакал маленький валик в такое же маленькое жестяное
ведерочко. Размазал тягучий пряный клей по доске. Приняв от меня
портрет, прислонил к доске. Принялся разглаживать.
— А это кто? Кажется, этот не из армавирского дела — Спросил я,
всматриваясь в лицо чернявенького мужичка, что безразлично взирал
на меня с листочка маленькими глазками.
— Не. А это с Аула, — ответил Саня, — Абан Бачмеков.
Разыскивается. Вот. Попытка похищения человека.
— Станичную девку пытался похитить?
— Ага, — вздохнул милиционер, — уж в начале лета. Ирку
Бесхлебнову чуть не увезли в аул против ее воли. Еле Мятый отбил. С
тех пор чахнет над своей сестрицей, что кощей над златом.
— А в Ауле, конечно, не выдают, — поджал я губы, понимающе.
— Неа, — Покачал головой Саня, — я тебе больше скажу. Его там, в
ауле, кажется, и нету. Ну или так запрятанный сидит, что шуруй не
шуруй, а не найдешь. Ты ж знаешь их, черкесов. Они друг за друга
держатся как надо. И все равно им, кто промеж них не прав. Ну, пока
за руку не поймают.
После новостей этих лучше я стал Мятого понимать. Уж я-то за
Светку тоже сердцем болею. Постоянно борюсь с собою, чтобы не
заточить ее и вовсе дома, чтобы уберечь. Умом, вроде, и понимаешь,
что не спрячешь сестру мою от всех бед на свете. А с другой, только
от одной мне нужно ее уберечь. От смерти.