За-Изнанкой» могли бы посмеяться другие
немертвые, если бы нашелся среди них хоть один такой, кто не был бы
заражен собственным безумием.
Каждый был в чем-то прозорлив, а в чем-то наивен, и Атка
считала, что лучше уж она будет верить определяющим судьбу
совпадениям, чем... а во что верила Шева? Атка отчего-то не могла
сразу вспомнить, и это очень ее расстроило. А ведь временами ей
казалось, что Великую зиму и залитый серебряным светом берег реки
она помнит гораздо лучше, чем события прошлого года.
Спустившись с мраморного крыльца библиотеки, Атка намотала на
палец тонкую золотую цепочку и задумчиво потянула. Замыслила она
услышать гадание-предсказание от того, кто гораздо лучше в том
разумеет, но это ведь только первый шаг. А дальше? Если бы не
печать Договора, что она сделала бы ради смертного человека? Ведь
не в лесу он заплутал, и не злой лешак его заморочил — одним добрым
советом или путеводным огоньком из объятий Мары не вызволишь.
Тем более в нынешнее время люди не слушают добрых советов и не
следуют за огоньками.
Тут нужен был совет уже самой берегине. Может, хитрость есть
какая-то, о которой не вдруг догадаешься?
Хочешь — не хочешь, иди на поклон к темным, да выспрашивай
осторожно.
Они знают о королеве Маре куда как больше, чем одинокая светлая
берегиня.
К остановке «Областная научная библиотека» подошел автобус с
нужным номером, и Атка, не до конца веря тому, как все быстро и
ладно складывается одно к одному, села на место у окна. У самых
дверей, чтобы выйти из автобуса сразу же, как только передумает
законы тайком нарушать да вмешиваться в предопределенное.
Была у нее знакомая ночная пряха, смешливая девчонка с длинной
косой. Маркой себя называла и носила в кармане блестящий золотой
кругляш Третьей империи, сколько Атка ее знала. А знала она ее с
середины прошлого века. Не верила историям о том, как бежала юная
кикимора из заморской земли от злых огней мировой войны, но никогда
не осуждала за то, что правды в том была едва ли четверть.
Это другим берегиням ложь слушать больно было, а Атка ничего,
как-то притерпелась. Она другая была, и другое терпеть не могла,
что сестры не просто прощали, а даже за добродетель принимали.
Марка держалась от своих наособицу, как и Атка — от своих, и
потому они, бывало, наведывались друг к другу в гости. Поначалу
казалось немного странным, что с кикиморой разговаривать проще, чем
с берегиней, но за восемьдесят зим Атка привыкла. Сказать по
правде, она больше боялась того, что суровая Мара прознает об их
посиделках и накажет кикиморку, чем переживала за свое место в
совете Светлых. Ничуть она им не дорожила. Смешно даже от мысли,
что она должна держаться за кресло, которое досталось ей только
тогда, когда не нашлось ни одной более подходящей кандидатуры!