- Так что делать будем господа
офицеры? – спросил Шульгин.
- Я лично в отставку подам. Тут
проблема не только в форме. Новые офицеры с училищ стали приходить.
Больные на голову совсем. Я тут одного на дуэль хотел вызвать из-за
спора, а он посмеялся надо мной и предложил подраться, - словно
мужику какому-то. Никакой чести у них нет. Это не только моё
мнение. Все старые офицеры согласны. Ещё и странные учения эти
постоянно. Государь отменил почти все занятия по строевой
подготовке. Солдаты теперь маршируют ужасно. Уверяю, перед дамами
на параде мы опозоримся совершенно. То, что увеличили стрелковую и
в целом боевую подготовку это неплохо, конечно, но все знают со
времён Суворова, что штыковой бой в итоге решит всё. Так что считаю
нововведения эти неприемлемыми. Моя честь не позволит продолжать
мне службу в таких условиях, - зло высказался Суходольников.
Отставке офицеров не
препятствовали…И армия в данном плане была настоящей лакмусовой
бумажкой, иллюстрирующей масштабные перемены в обществе.
Валуев в эти дни доносил императору
о продолжающейся масштабной эмиграции из страны. Уезжали сотни
тысяч…Правительство пыталось понять, кто отбывает и почему.
Полученные данные шокировали. Российскую империю покидали
наркоманы, проходимцы, бездельники всех видов... Никто никого не
выгонял, но само русское общество словно выдавливало из себя всех
слабых и желавших лёгкой жизни людей.
- Работать здесь можно, но жить
невозможно. Страна превращается в какой-то спартанский лагерь.
Нормально ни вина попить, не покурить, даже нищим возле храмов
народ перестал подавать. Люди стали какими-то суровыми. Налоговая
это ненормальная ещё, - помимо кучи налогов, отбирает почти всё
наследство и даже незаявленное вовремя имущество. Капиталы тут не
сделаешь, - Россия испортилась, - заявляли эмигрирующие.
Удивительным стало отношение и к
религии. Патриарх Филарет в своём отчёте перед церковным собранием
так описывал сложившуюся ситуацию: «Состояние благочестия в
православной пастве представляет вообще вид благоприятный и
свидетельствуется прибежностью к особенно чтимым святыням,
посещением храмов…Но нельзя не видеть и противоположных сему
печальных явлений, и преступно было бы равнодушно молчать о них.
Литература, зрелища губительно действуют на общественную
нравственность. Чрезмерно размноженные светские повременные
издания, усиленно распространяемые в народе, неблагоприятно
действуют даже тем, что возбуждают, и питают не столько истинную
любознательность, сколько бесплодное любопытство, дают много чтения
приятного и занимательного, но мало назидательного, доставляют
познания отрывочные, смешанные, сбивчивые, но вместе с тем
поглощают внимание и время, делают умы поверхностными и ленивыми
для глубоких размышлений о важнейших предметах знания…» В этом
отчёте проглядывалось недовольство патриарха ослаблением авторитета
церкви. Парадоксально, что население продолжало укрепляться в своей
вере и одновременно стало критиковать церковные порядки. Стремление
священников назидать, наталкивалось на желание населения прояснить
противоречивые моменты в православии. Называя людские знания
поверхностными, Филарет пытался обосновать позицию церкви как
единственного толкователя священных текстов. Его не устраивало, что
крестьяне мало того, что научились грамоте, так ещё и заимели
наглость прочитать библию и начать задавать по ней вопросы. Вызов
для церкви был значимым, и патриарх определённо знал, кого в этом
стоит лично винить…