В комнате воцарилась гнетущая тишина, прерываемая только
перестуком подкованных металлом сапог о железную спинку кровати
бьющегося в посмертных конвульсиях Балабаса. Гуня-губошлеп,
единственный оставшийся в живых из троицы бандитов, расшившимися от
страха глазами наблюдал за агонией подельников. Я заметил, что его
широкие серые штаны перестали топорщиться в районе ширинки, и
теперь стремительно темнели, пропитываясь влагой.
Пока он «медитировал» и «давал течь», я умудрился доползти на
коленках до стола и схватить обрез. Передернув затвор и убедившись,
что ствол заряжен, я взял на мушку «последнего из могикан».
Металлический лязг затвора наконец-то вырвал Гуню из прострации,
и он, резко отпустив заломленные руки девушки, потянул свои корявые
грабки к пистолету, торчащему за поясом.
- Не-а! – сипло прокаркал я, выдавливая из чудовищно першившей
глотки все, что можно, и укоризненно покачал головой. – Руки!
- А? – словно не расслышав, пискнул он давшим петуха голосом, но
руки от пистолета одернул.
- Х.й на! – качнув стволом обреза, выдохнул я.
- Не убивайте, дяденька! – неожиданно завопил фальцетом
уголовник, роняя крупные крокодиловы слезы. – Это все они, падлы!
Заставили меня…
- Молчать! – Горло продрало словно наждаком, я даже поморщился,
настолько болезненными были ощущения.
- Все-все! – Уголовник, заметив, как я демонстративно потянул
пальцем спусковой крючок, вздрогнул и заткнулся.
Девчушка же, почувствовав свободу, не стала тупо ныть и
бессмысленно причитать, и даже в обморок не свалилась, хотя на ней
распластался дохлый уркаган. Поднатужившись, она скинула еще теплый
труп на пол и выдернула кляп изо рта.
- Мамошка, живой? - Было первое, что она произнесла.
Мамошка? Это я, что ли? Но раздумывать над этим пока
недосуг.
- Живой, - сипло прокаркал я. - Сама освободишься?
- Да.
Я не буду повторять тот поток ругательств, который вылился как
на живого, так и на дохлых уголовников, но кое-что даже я бы с
удовольствием запомнил для дальнейшего воспроизведения. Бранилась
она знатно для своего «нежного» возраста.
Пока я держал Гуню на прицеле, девчушка, не переставая грязно
матюкаться, раздергала ногтями тугие узлы, стягивающие изящные
лодыжки. Окончательно освободившись, она вскочила с кровати
намереваясь впиться обломанными когтями в рожу бандита, даже не
подумав прикрыть наготу.