Часы, идущие назад. Лена. - страница 89

Шрифт
Интервал


- Антонина Львовна, голубушка! Ну наконец то! Вас уже заждались! - Владимир Эрастович с лучезарной улыбкой шёл ей на встречу.

Его отношение к Лене всех без исключения дам добило окончательно. А мужчины многозначительно ухмылялись и опускали глаза. Лена конечно понимала, о чём они подумали?

- Этот романс я посвящаю Вам! - он поцеловал ей руку, но Лена отметила, что сделал это отчётливо деликатно, словно бы подчёркивая, что в его внимании нет никаких намёков.

Лена поняла и была благодарна. А она уже начинала думать - не захотел ли Ненашев и правда за ней приударить, пока супруги рядом нет?

И тут она услышала тихое шушуканье за спиной.

- Неужели Владимира Эрастовича сразила эта красавица? - проговорил женский голос, - он всё-таки решился изменить своей обожаемой супруге?

- Но ведь её нет рядом с ним, - ответил мужчина, - почему бы и нет? Антонина Львовна и впрямь прелестна!

- И заметьте, она всё ещё в трауре, но я что- то не вижу скорби на её лице.

- Но возможно, что её траур всё объясняет, у господина Ненашева доброе сердце, и он решил поддержать скорбящую красавицу?

- Лишь бы она его правильно поняла, - с насмешкой ответила дама.

Лена не могла повернуться и посмотреть, кто эти люди, говорящие за её спиной?

В этот раз она решила не пользоваться своими мушками. Предвкушала потоки злословия. Мушки, пожалуй, могли с ним не справиться, тут нужен был целый рой. Всё, что необходимо, она постарается узнать сама.

А Владимир Эрастович тем временем запел:


Не пробуждай, не пробуждай

Моих безумств и исступлений,

И мимолётных сновидений

Не возвращай, не возвращай!


Не повторяй мне имя той,

Которой память мука жизни!

Как на чужбине песнь отчизны

Изгнаннику страны родной!


Лена замерев от восхищения ловила каждое его слово. Голос Владимира Эрастовича звучал томительно и проникновенно, а взгляд его сияющих зелёных глаз был направлен только на неё.


Не искушай, не искушай

Меня забывшие напасти,

Дай отдохнуть тревогам страсти,

И ран живых не раздражай!


Иль нет, сорви покров долой!

Мне легче горя своеволье.

Чем ложное холоднокровье,

Чем мой обманчивый покой!


Когда он закончил петь, зал разразился овациями, только Лена не могла дышать. После такого пения нужна была тишина, чтобы немного прийти в себя.

Однако в себя её привёл голос стоящей рядом дамы, она аплодировала и кричала "Браво!", и Лена тотчас узнала в нём ту, что была у неё на записи под номером один.