Меж тем русские были готовы много лучше, чем в прошлый раз. В
активе у них была только что построенная усиленная крепость; пушек
было уже не три, а одиннадцать; не в пример лучше было с запасами
пороха и зарядов. С продовольственными запасами было так даже
хорошо — спасибо собранному осенью хлебу, к тому же Толбузин,
готовясь к долгому «сидению», той же осенью заставил казачков сеять
озимые. Ну и с людьми стало получше — в крепости заперлись 826
казаков, а с учетом вернувшихся на обжитые места жителей Албазина
количество защитников города переваливало за тысячу.
Козыри, что и говорить, слабенькие. Тысяча сабель против семи с
половиной и одиннадцать пушек против сорока — расклад, как ни
верти, хреновый.
Но в отличие от прошлого года, на сей раз можно было играть. Или
хотя бы попытаться…

«Штурм Албазина». Европейская гравюра XVIII века из книги
Витсена «Северная и Восточная Татария».
Зубы русские показали сразу же. 7 июля 1686 года маньчжурская
флотилия подошла к Албазину. На свою беду — раньше конного войска.
Но не успели они начать высадку, как ворота крепости открылись,
пропустив отряд во главе с Бейтоном. Не ожидавшие вылазки
маньчжуры, остолбенев, смотрели как на них сверху, набирая разгон,
летит ватага казаков. Удар был столь страшен, что среди маньчжур
началась паника, и командующему Лантаню пришлось лично наводить
порядок в своих войсках. Пока собрались-опомнились, было уже поздно
— казачки, обильно напоив амурский берег кровушкой, уходили назад,
в крепость.
Первый ход остался за русскими.
Так началась вторая осада Албазина. Через день, 9 июля,
толбузинский гарнизон повторил вылазку, хотя и с меньшим успехом,
потом подошла маньчжурская конница и уже 11 июля китайцы пошли на
штурм, надеясь, как год назад, сразу же рассчитаться за все,
разом.
Бой был жестоким, но штурм оказался неудачным, ни взять
крепость, ни даже существенно ее повредить сынам Поднебесной не
удалось. Запомнился же этот день совсем другим — защитники Албазина
остались без командира.
Не судьба, видать, была воеводе Толбузину поквитаться со своими
обидчиками. Все кончилось, не начавшись — почти сразу же, на пятый
же день осады, при том памятном штурме ему ядром «отшибло правую
ногу по колено». Через четыре дня после ранения первый и последний
албазинский воевода принял честную солдатскую смерть.