Но и Афанасий Иванович, и Алексей Ларионович прекрасно понимали,
что все это — не более чем разведка, прощупывание противника. И оба
они знали, что впереди главный бой, который решит все, и оба ждали
этого боя.
Долго ждать не пришлось. О том, что русские вернулись на Амур,
Канси доложили еще феврале 1686 года. Император отреагировал
недвусмысленно: «Ныне русские снова вернулись в Албазин, отстроили
город и поселились в нем. Если не поспешить их немедленно
уничтожить, они непременно создадут запасы провианта, будут упорно
обороняться, и тогда одержать над ними победу будет нелегко.
Следует приказать Сабсу … отправится для взятия Албазина».[6]
Кто может оспорить волю императора? Маньчжурское войско
выступило к Албазину двумя группами — трехтысячная конница шла
сушей, а 4500 пеших солдат и артиллерию в сорок голландских пушек
отправили, как и прошлый раз, на судах по реке.
Как мы видим, на сей раз китайцев было вдвое меньше — семь с
половиной тысяч человек. Дело не только в том, что сыны Поднебесной
наконец уяснили истинную численность русских на Амуре. Были тому и
другие причины.
Так случилось, что возвращение русских на Амур совпало с резким
обострением отношений между Китаем и молодым и агрессивным
Джунгарским ханством — вот-вот должна была начаться война. А
накануне серьезной войны лишних солдат не бывает. Кроме того, если
первая осада Албазина была тщательно спланированной акцией, то
«второе пришествие» китайских войск было, по сути, импровизацией.
Войско собирали в пожарном порядке, и набиралось оно, если честно,
с бору по сосенке.
Вот что пишет о составе цинской армии известный китаевед Г. В.
Мелихов:
«Помимо подразделений маньчжурских «восьмизнаменных» войск и
отряда китайских феодалов-изменников, с самого начала завоевания
Цинами Китая перекинувшихся на сторону маньчжуров, под
командованием Линь Синчжу оно включало также солдат и офицеров
«мятежников» — разбитых маньчжурами в Юго-Западном Китае китайских
войск «трех вассальных князей», китайских военнопленных,
захваченных Цинами в Фуцзяни и на Тайване, с бесчеловечной
жестокостью переброшенных маньчжурами из привычных субтропиков в
тайгу Приамурья с ее суровыми морозами. Далее список цинского
воинства пополняют уголовные и политические преступники из числа
китайцев, сосланные за различные преступления на Северо-Восток и
занятые на обслуживании речного флота, почтовых станций и пр.
Наконец, в состав маньчжуро-китайских войск были включены жестоко
эксплуатируемые, доведенные маньчжурами до полного обнищания
«братские народности» — солоны и дауры»[7]