— Поговорим? — спросил я и устало
опустился на длинную лавку у стены.
Все-таки я был не в лучшей физической
форме.
— Я уже все рассказал, — буркнул
Палицкий и потер затекшие руки. — Даже если ты меня убьешь – ничего
не изменится. Для всех – выиграл я, а вы Богословские –
проиграли.
— Но у меня есть шанс всё вернуть на
свои места. Ведь так?
Палицкий промолчал и принялся
растирать ноги.
— Где Демьян? — спросил я и напрягся,
услышав сверху крики и топот. Если кому-то понадобиться промочить
горло, и служанка не сможет зайти в подвал – это будет очень
подозрительно и сюда, наверняка, наберут маги. А выход отсюда
один.
— Не знаю, где он. Когда ему нужно,
он сам приходит.
Я начал терять терпение, поэтому
глубоко вздохнув, чтобы не вспылить, снова задал вопрос:
— А если тебе нужно?
— По рации связываемся.
— О! Вот это уже хорошо, —
воодушевился я. — Сколько километров дальность действия рации?
— Триста.
Нет, ну триста – это очень много.
Столько обойти нереально. Я задумался, но затем махнул рукой и
спросил:
— Где лежит эта рация? Ты позвонишь и
назначишь Демьяну встречу.
— Я не буду этого делать! — испуганно
закричал Палицкий. — Он меня убьет.
— Идиот. Я тебя быстрее убью, —
усмехнулся я и сделал вид, что хочу отправить в него паутину.
Палицкий прижался спиной к холодной
стене, замотал головой и жалобно заверещал:
— Не надо. Больше я такого не вынесу.
Я хочу жить. Очень хочу жить.
— Где рация? — повторил я, но руку не
опустил.
— В моих покоях. В ящике стола у
кровати.
Я окунулся в воспоминания и в
подробностях воспроизвел в памяти обстановку комнаты, из которой
украл Палицкого. Все верно, слева у кровати стоял небольшой белый
стол с резными ножками и ящиком, ручка которой напоминала ракушку.
Если он не врет, то…
— Хочу сразу предупредить: если ты
меня обманул, то тебя ждет ужасная и мучительная смерть. Я свяжу
тебя паутиной, накрою Наваждением и оттащу в самый дальний угол.
Никто не будет знать, что ты здесь, поэтому ты будешь умирать долго
от голода и жажды… Ты не передумал? Рация все еще в столе у
кровати?
Палицкий закивал, но по ошарашенным
глазам я понял, что перспектива такой смерти его очень пугала. Он
же не знал, что паутина через пару-тройку часов сама распадется и
отпустит его.
Я снова закрутил его в лассо, заткнул
рот кляпом, накрыл Наваждением в виде еще одного бочонка и вышел из
погреба. На этот раз я взял себе личину служанки и, прихватив
метлу, стоящую в коридоре, быстро зашагал к покоям императора.