За всю дорогу он не делает попыток заговорить или прикоснуться ко мне, но его рука небрежно лежит на спинке пассажирского дивана позади меня. Возможно, это глупо, но мне кажется, так он демонстрирует мне свою поддержку.
Через тридцать или сорок минут езды по ночному городу автомобиль тормозит у дома. Уже знакомый мне подъезд, лифт, щелчок открываемого замка, молчаливый спутник рядом.
Я редко прислушиваюсь к мнению брата, но сейчас вдруг понимаю, что в чем–то он оказался прав. Поддавшись чувствам, я забыла о том, что сделали с моей семьей Ди Анджело. Перед глазами встает озабоченное лицо папы, потерявшего очередной контракт по вине Вальтера Ди Анджело, и заплывшее синяками лицо Кирилла на больничной койке, после памятной драки с Александром.
– Лиля, – врывается в мои мысли нетерпеливый голос с мягким итальянским акцентом. – Заходи.
Я мнусь у двери, не решаясь переступить порог. Что это? Запоздалое прозрение? Чувство вины?
– Трогать тебя я не буду, – видя мое смятение, говорит Алекс спокойно. – Завтра уйдешь, если захочешь. Сейчас тебе не стоит ехать домой. И тебе, и твоему брату нужно остыть.
Что ж, по крайне мере в этом он прав. Я киваю и прохожу в квартиру, скидывая у порога неудобные туфли на шпильках, которые надела, чтобы произвести впечатление на Алекса. В контексте случившегося за вечер, сейчас это намерение кажется мне смехотворным.
– Мне нужно переодеться, – произношу я, сбрасывая с плеч мужской пиджак.
Не говоря ни слова, Алекс удаляется в свою спальню и возвращается оттуда через двадцать секунд, держа в руке стопку текстиля.
– Возьми, – он протягивает мне чистую белую футболку и хлопковые штаны. – Что–нибудь выпить перед сном хочешь?
Отрицательно мотаю головой и скрываюсь в гостевой спальне. Смыв с себя боевой раскрас, я переодеваюсь в футболку и штаны и долго смотрю на себя в зеркало. Глаза пекут, но слез нет. А мысли вновь и вновь возвращаются к тому, что бы сказал папа, видя меня сейчас.
Еще раз ополаскиваю лицо прохладной водой и иду в спальню. Сажусь на край кровати и, потеряв счет времени, неподвижно сижу, как мазохист прокручивая в голове события вечера. Локоть, там, где его сжимал Кирилл, ноет, и я точно знаю, что завтра на месте красных отметин проявятся фиолетовые синяки. Кто бы мог подумать, что их автором станет мой собственный брат.