-
Что за хвороба у тэбя?
Золотые
пряди шевельнулись от его дыхания, Крапива вздрогнула, но ответила:
-
Не ведаю, как назвать. Появилась, когда в лета вошла… Коли трону кого, то… - Девица
замялась, но Шатай слушал терпеливо и спокойно, и она осмелела: - Жгусь. Как
крапива.
-
А еэсли тэбя кто тронет?
Девица
закусила губу, и Шатай подумал, как хорошо было бы этой губы коснуться. И не
важно, что там сделается от Крапивиной недоли.
-
Больно будет… И ожоги.
Очи
у Шатая были чисто шляховские: узкие, обрамлённые густыми ресницами; цвета
только диковинного, словно грозовое небо. Таковые Крапива и у срединников редко
встречала, не то что у степняков. Шлях недобро сощурился, и от глаз вовсе
остались две крошечные щёлочки.
-
Стало быть, у того, кто тэбя тронет, слэды остаются?
Рука
девицы совсем рядом была. Нежная, ласковая. Кто б поверил, что способна она
причинить муку? Шатай проверять не стал. Не оттого, что струсил, а оттого, что
Крапива попросила.
-
Отчэго ж ты, такая пугливая, дома одна?
-
Матка Свея гостей встречает, тебе ли не знать, гос… - Она несмело улыбнулась, и
Шатая словно солнцем ослепило. – Шатай.
-
А дочь бэз присмотра бросила? Как можно? А еэсли украдут?
Когда-то
очень-очень давно у шляхов правда имелся обычай красть себе жену. Успел лаской
да уговорами заслужить прощение девицы, окунулся с нею вместе в горячий
источник – и никто уже не разлучит с любимой. Таковой союз богам был едва ли не
милее, чем одобренный родом. Но много времени минуло с тех пор, шляховские
земли получили прозвание Мёртвых, а женщин стало рождаться всё меньше. Старики
сказывают, тогда-то и стали племена меж собой враждовать и сражаться за величайшую
ценность, когда-либо имевшуюся на земле, - за женщину. Обычай сражаться с
чужаками с тех пор остался, а вот жён боле не воровали. Но Крапива того не
знала, поэтому ответила:
- Много ли пользы с
жены, которую обнять нельзя.
Сказала
не то с грустью, не то с облегчением. Рожаницины дщери прекрасны, но понять их
воистину невозможно.
Смоченное
в зелье полотенце скользило по свежей ране. Грубая ткань должна бы раздражать
плоть, но по коже, напротив, разливалась нега. Девица стояла совсем рядом, но
будто вместе с тем и очень далеко. Вот она – а коснуться нельзя. Шатай
прошептал:
-
Я любил бы её так сильно, что и бэз объятий стало бы жарко.