Шлях,
назвавшийся Шатаем, ждал на крыльце. Крапива выглянула в щёлочку: ушёл может?
Шатай
сидел на ступеньках, по-степному подогнув под себя ноги. Странные они, шляхи
эти. Мало что кожа их почти что жёлтая, схожая со степной землёй, а глаза узки,
точно пчёлы покусали. Так ещё и одевались будто дети малые: штаны широкие,
перехвачены бечёвочкой у ступней, рубахи длинные, такие только девкам под
понёву надевать, да с разрезами до пояса.
И
нрав особый. Давно бабы в Тяпенках усвоили: хочешь уберечь мужа, выходи к
шляхам сама. Женщинам степняки никакого зла не сделают, скорее меж собой
передерутся, а вот мужика зарезать им ничего не стоит. И Крапиве страсть как не
хотелось, чтобы отбившийся от племени чужак что худое натворил. Лучше уж и
правда отвести его к остальным.
-
Пойдём, господине…
-
Гдэ господинэ? – хохотнул Шатай. – Нэ вижу!
Крапива
спрятала улыбку в ладонях.
-
Шатай… Пойдём.
Тот
плавно поднялся, и не поймёшь, как ноги успел расплести. Скомандовал:
-
Вэди!
Сильно
бы шляху пришлось постараться, чтобы заплутать: костёр у ворот виднелся от
каждого двора, знай иди на свет. Но перечить травознайка не решилась. Не
решилась бы она и разговор завести, да Шатай за двоих болтал.
-
Ваши мужчины трусливы, как пищухи! Прячутся по домам, пока их жёны подносят нам
питьйэ. Они нэ достойны красоты дщэрэй Рожаницы!
Крапива
комкала в руках край пояса и не знала, что ответить. Ей посчастливилось не
застать шляховых набегов, но как-то раз матушка глотнула лишней медовухи и
рассказала, как оно бывает.
Она
рассказала, что степняки приходят медленно. Их кони мерно и тяжело опускают
копыта на землю, и звук этот словно набат. Им не помеха запертые ворота и
высокий частокол – шляхи лазают по ним что звери, сжимая зубами кривые мечи. Они
быстры и ловки, безжалостны и кровожадны. Они не трогают женщин, но убивают
мужчин так, что никто не пожелал бы остаться в живых, увидев подобное. Таха
обыкновенно прятала косы под плотным платком, и тогда Крапива узнала, отчего
так. Оттого что волосы матери сплошь были седыми.
Весёлый
шлях, что носил имя Шатай, не причинил бы Крапиве зла. Не он валял её в поле
ржи, не он задирал понёву. Но те, кто пришёл с ним, сулили горе Тяпенкам. И
девичье пение, что далеко разносилось в сумерках, несло не радость. Оно лишь
заглушало страх.