Дорога на Белград с каждым часом все
больше походила на фильмы о 41-м годе: чем ближе к столице
королевства, тем плотнее поток беженцев навстречу. И не только
важные господа на личных авто, набитых ухваченными впопыхах
ценностями, но и люди попроще, кто мог себе позволить выбраться
из-под бомбежек. Ехали на чем нашлось: на телегах, ландо и
велосипедах, шли рядом, держась за повозки, в запыленных пальто и
куртках, стискивая в руках чемоданы, мешки и узелки.
Поток в город, как ни странно, тоже
имелся, но по большей части военный — грузовики или возы, зеленые
мешки или ящики, солдаты строем или мотоциклы посыльных, даже один
броневичок нас обогнал.
Небо время от времени вздрагивало от
гула, а далеко-далеко, у самого горизонта я пару раз углядел
немецкие эскадрильи, идущие на Белград.
— Ништа, ово не Дунай, на суше не
потопнем! — подбадривал себя возчик.
— Ты, дядька Йован, коли немец
налетит, бросай вожжи, беги подальше от дороги и падай в какую яму
или канаву.
— Телегу, значит, бросить? Ты как,
сам такую дурь придумал или подсказал кто?
— Подсказал. Так нас в корпусе
полковник Чудинов учил, при налете на колонну рассредотачиваться и
укрываться, — легализовал я свои знания.
— Господине пуковниче? — хмыкнул
Йован и задумался, тревожно обозревая в небо.
Наука эта пригодилась за день дважды
и, как оказалась, пошла впрок, хоть и не сразу. От первого,
одиночного бомбера возчик удалялся степенно, поглядывая на повозку
и лишь посмеиваясь над той скоростью, с которой я рванул подальше.
Зато когда рядом с дорогой взорвалась первая бомба, Йован помчался,
как ужаленный. Потому часа через полтора при виде следующей тройки
немцев возчик, не дожидаясь моего тычка, сиганул на обочину и
рванул широкими скачками к ближайшей ямке, неслабо меня
обогнав.
Пока я добежал, он устроился
поудобнее и даже с видом старого, опытного воина принялся
перевязывать кожаные оборы, державшие на ноге опанаки. Но тут на
дороге загрохотали разрывы — бомберы вывалили свой груз ровнехонько
по оси, накрыв кучу повозок, людей и машин. Страшно закричала
раненая лошадь, заплакали женщины и тонко, на одной ноте завизжал
мальчик лет пяти, которому оторвало ногу.
Когда утих последний раскат, Йован
высунул голову и совсем было собрался бежать к повозке, но я
услышал свистящий гул, переходящий в рокот. Повернул голову, и меня
аж передернуло: на нас заходила пара мессеров.