Конечно, бывали смельчаки, что пытались нарушить эти три закона:
не создавать из пустоты, не обманывать смерть, не одарять силой
неразумных тварей. Финал всегда был печален, а уплаченная в итоге
цена — колоссальна.
Я был любимцем Нильф, хотя у Третьей Богини хватало
последователей из тех же темных эльфов. Может, я забавлял ее,
может, она была заинтригована, но я точно знал, что Нильф всегда
откликалась на мой зов, потому что я платил по счетам, своей кровью
или чужой — не суть. Но никогда богине не приходилось напоминать
мне о старых долгах. В этом вопросе я был щепетильнее многих
ростовщиков и купцов, порядочнее девицы из хорошей семьи, точнее
ювелира.
Тем удивительнее было немое требование Нильф помочь эльфийской
девочке.
Мне пришлось выбрать наиболее крепкую телегу из тех, что уцелели
во время боя, запрячь в нее своих лошадей, наскрести овса и прочих
припасов. И даже все эти приготовления не уберегли меня от главного
— от потери времени. В итоге мое путешествие растянулось почти на
четыре дня вместо того, чтобы быть в Гирдоте к утру третьего, если
бы караван уцелел.
Но сложнее всего, конечно, было с ребенком.
Она не говорила, совершенно. Не знаю, что делали с этой
маленькой эльфийкой, не знаю, как она угодила в лапы Хелтрика, но
говорить она отказывалась. Точнее, она вовсе отказывалась как-то
помогать мне в деле собственного спасения, даже когда я снял с рук
перчатки.
Правда, две половинки печати Владыки Демонов, выжженные на моих
ладонях силой Нильф, убедили ее в том, что от меня хотя бы не стоит
пытаться убежать. Больше всего меня тревожило то, что девчонка
улизнет, пока я буду спать, а мне придется ловить ее по окрестным
пустошам, чтобы выполнить обещание, данное моей
покровительнице.
К моему удивлению, никакой непокорности ребенок не показывал. Я
вообще не очень любил детей, считая их шумными непоседливыми
паразитами, которые в порыве своей озорной любознательности могут
натворить всяких разных дел. Но тут, скорее, создавалось
впечатление, что девочка просто сменила пленителя, а темную и
душную клеть — на открытую телегу. Не помогли ни снятые с ее рук и
шеи кандалы, ни простенькое угощение в виде похлебки из репы и
вяленого мяса, которую я сделал на костре вечером первого дня
нашего совместного путешествия. Она просто тихо сидела в кузове,
укрывшись трофейными плащами от холодной мороси, сыпавшейся с
небес, и смотрела в одну точку. Впрочем, это в какой-то степени
облегчало мне задачу. У меня тоже не было никакого настроения или
желания вести досужие разговоры.